Недавно довелось побывать на школьной родительской конференции. Это вот что: обычный утренник, где дети блещут своими талантами, но желающие папы и мамы могут выйти и сказать в микрофон что-нибудь свое, жизнеутверждающее. Для других пап и мам. Потому что сами дети — взволнованные, с горящими глазами выскакивавшие на сцену актового зала кто в балетной пачке, кто в кимоно, кто с гитарой — явно не нуждались ни в чем жизнеутверждающем. Так оно и бывает с детьми. «Жизнь прекрасна», — скажете вы им, а они промолчат из уважения: зачем говорить то, что и так все знают?

На той конференции, видимо, была такая установка — говорить жизнеутверждающие речи; конференцию снимали на камеру для гороно. И вот одна мама вышла и повела разговор о православии. Их семья строго придерживается православных канонов, говорила она. Именно это помогает ее мальчикам добиваться успехов и в восточных единоборствах, и в учебе, помогает избегать скандалов в семье. Нет, голова женщины не была покрыта платком, она не крестилась при каждом упоминании Господа. Но выступала вполне от имени всех верующих.

— Только вера наших прадедов, — говорила она, — только христианство… — воспев веру, она не обошла вниманием и власти. — Как замечательно, что Владимир Владимирович Путин уделяет столько внимания возрождению и восстановлению, укреплению и усилению…

Директриса, в чьей школе проходила конференция, судя по возрасту, застала времена, когда в этом же актовом зале детям и их родителям внушали абсолютно противоположные вещи: что религия — опиум для народа, что только руководящая и направляющая сила партии… Теперь ставка на другие силы.

Основы православия как обязательный предмет в наших школах пока не ввели. Но вектор движения задан, и школьные администрации опять готовы проводить линию партии — той, от которой зависят их оклады.

— Выныриваем мы из прорубя, — говорила мамаша, — и чувствуем: благодать…

А я сидел и чувствовал: плохо мне. Не хочу я слышать здесь, в стенах школы, ни единого слова о Боге, о церкви, о вере. Только не от этих людей. Потому что не верю ни единому слову в этой корявой проповеди. И этой винтажной, с высоченным начесом прическе директрисы — не верю. И этой пристальной телекамере, снимающей для гороно. Не хочу, чтобы моему ребенку вот в таком лубочном исполнении пересказали Нагорную проповедь и поведали о Тайной вечере.

Не безграмотность языка и не верноподданническое расшаркивание вперемежку с упоминанием апостолов отталкивали меня. Просто — вне зависимости от грамотности речи — в проповеди либо есть живительное электричество, либо нет его. И тогда она душит, как любой официоз, напичканный приторными нравоучениями.

Я помню, как двумя волнами — сначала в 80-е, потом в 90-е — у нас распространялась мода на всевозможные восточные традиции от дзен-буддизма до йоги. Связано это было именно с распространением единоборств. В 80-е их запретили — и народ потянулся к запретному плоду. В 90-е снова разрешили — и тогда тысячи сэнсэев в полной мере смогли оценить, сколь эффективны бывают механизмы моды, заставляющие человека идти туда, куда идут все. Тогда вместе с интересом к единоборствам росло и число адептов восточных духовных практик — сколько же тогда было народу, готового толковать об энергии Ци и следовании Великому Дао.

Колесо времени свершило оборот. Сегодня модно быть православным. Модно поститься — не есть мяса от Масленицы до Пасхи. Модно в застольных спорах ввернуть: «Я православный человек». Модно подъезжать к церкви на блестящей дорогой машине. Кстати, такое наблюдение: с ростовских папертей исчезли бомжи. Настоящие вонючие и пьяные бомжи. Нищие возле церквей все какие-то благообразные, чистенькие. Таким и подать — одно удовольствие.

Мода на православие раздражает меня, как всякая другая навязываемая мне мода. Потому что любая мода, суть которой — не выглядеть хуже других, устроена так, что непременно претендует на глубокое внутреннее содержание. Так, охранник любит нагнать на вас страху, выдавая себя за ключевого, едва ли не самого важного сотрудника организации.

И главное. Нет, я не готов доверить столь важный вопрос — формирование религиозного чувства моего ребенка — ни мамашам-проповедницам, ни гороно, ни даже батюшкам как из соседних приходов, так и вещающим с телеэкранов. Совесть — против. Упрямо долдонит, что нельзя доверять это тем, кто вчера кропил святой водой бэтээры в Чечне, а сегодня участвует в руководстве молодежными организациями, которые выходят на улицы с плакатами «Слава Богу!». Потому что освящать оружие — говорит мне совесть — дичайшее язычество. А ходить с плакатом «Слава Богу!» — профанация.

Если совесть в ближайшие годы не сменит свой вердикт, пищу для религиозного чувства своему сыну я посоветую искать в книгах. Прежде всего — в той самой Книге. В ней все ясно изложено. А еще — у Льва Николаевича, у Антона Павловича, у Федора Михайловича… Их много — тех, кому я готов с закрытыми глазами доверить святая святых — духовный мир моего ребенка.

На той родительской конференции я понял: наш новый православный китч добрался-таки до школы. Нужно будет научиться противостоять ему, чтобы помочь сыну отличить напускную благочинность от голоса веры — и не путать божий дар с яичницей.

Источник:
Денис Гуцко
Большой Город