Совсем недавно у меня родился такой образ, что человек в его обычном состоянии - это лилипут, который живет на великане, причем великаном является он сам, т. е. человек сделан с таким огромным запасом, что в течение многих тысяч лет он все никак не дорастет до себя самого, никак не может увидеть и осознать свое величие. Как известно из истории духовной культуры, очень немногим людям удалось пережить миг, который позволил им воспринять себя во всем величии. Мы с восторгом и завистью говорим о тех случаях, когда человек раскрывал в себе всевозможные универсальные дарования, о таких людях, как Леонардо да Винчи, титаны Возрождения. Эта возможность есть у каждого из нас. Почему же, если я прав, и это действительно есть у каждого из нас, почему же это не реализуется?

Во все времена, во всех серьезных традициях духовный путь, прежде всего, назывался путем к себе. Я думаю, что дело тут в том и состоит, что главная проблема - это увидеть себя во всем своем человеческом величии. А мы, как лилипуты, которые бегают по великану, и говорят: "Это всё мое, это все мое". В каждый отдельный момент времени мы все равно маленькие, и нам удобно быть маленькими, и только в грезах, в мечтах можно себя представить чем-то большим. Поэтому духовная практика мне представляется в том, чтобы помочь лилипуту сойти с великана, отодвинуть его на какое-то расстояние от самого себя и так повернуть, чтобы он это величие увидел и не очень испугался, свыкся с мыслью, что вот этот огромный - это он, а вот этот маленький - временно исполняющий обязанности.

Когда-то в молодости я думал, что все дело в том, что нужно победить формирующее социальное давление, а чтобы это случилось, нужно быть дерзким, нарушать общепринятые нормы поведения, совершать эпатирующие поступки, но прошло время, и я увидел, что это не освобождает от "мы", от "мы такие", и стал думать о том, что надо попробовать преодолеть формирующее социальное давление изнутри. Что это было для меня? Прежде всего, увидеть изнутри границу себя. Когда, в какой-то степени, это удалось, удалось обнаружить, что - то, что я воспринимаю как границы себя, это и есть форма, задаваемая конкретным формирующим социальным давлением, которое меня, как и любого другого человека, определенным образом в процессе жизни сформировало и сделало таким-то.

Следующим этапом была попытка начать раздвигать эти границы изнутри, т. е. преодолевать социальное формирующее давление из себя, раздвинуть границы и попытаться создать новую форму себя. Вот в этом желании дойти до границы напряжения, приложения двух сил: сил, которые шли изнутри, и сил, которые были направлены на меня, как на всякого человека, снаружи, я обнаруживал, что я еще и такой, и такой, и чем больше во мне накапливалось внутренней способности отодвигать границы, заданные социально-формирующей силой, тем свободнее можно было обращаться с этой формой себя.

В один прекрасный день этот пузырь лопнул. И появились два принципиально новых и очень важных момента: во первых, это я, про которого словами, я только и мог сказать одно: "Я - есть, я - это я". И, во вторых, появилось мое хозяйство, мой инструментарий, мое тело, мои способности, мои возможности, мои переживания, мои эмоции, моя энергетика, мои многообразные способности. Появилось огромное хозяйство, и я стал с ним знакомиться. И это знакомство еще продолжается, оно не закончено.

Хозяйство оказалось, с одной стороны, огромным количественно, с другой стороны, оно оказалось огромным качественно. И, собственно говоря, пребывание в мире превратилось в такую историю знакомства со своим хозяйством, пробу возможностей, поиски вариантов того, как можно ими распорядиться, как можно его использовать. И вопрос таковости почти исчез. Почему почти? Потому что иногда все-таки какие-то проекции, идущие извне, особенно из ближнего значимого социума, прилипают, и на какое-то время эта форма фиксируется.

В процессе знакомства с хозяйством для меня стал проясняться страх человека, который не дает реализоваться его "хочу". Это, естественно, страх перед самим собой. Страх перед этим хозяйством. Потому что в нем присутствует много того, что наша личность в состоянии таковости считает негативным. И это негативное, конечно же, есть у них, у других, но у нас, его нет, не должно быть.

Когда таковость перестает быть нужной, появляется хозяин, тогда появляется возможность стать хозяином своего хозяйства, и тогда уже не страшно видеть, что в нем есть так называемые отрицательные черты, дурные привычки. Монологи, которые каждый из нас обращал к себе в большом количестве и в не меньшем, наверно, количестве к другим, отражая вечное в истории человеческой культуры желание создать некоего идеального человека. Люди, подобные Прокрусту, подошли к этому вопросу чисто математически, с позиции золотого сечения. Но когда это касается человека, то всякая попытка создать некий идеал, с моей точки зрения, - это просто попытка зафиксировать, придать больший вес одной из социальных тенденций формирования и обуславливания формы человека. Ну что может быть страшнее такого высказывания, как делать жизнь с кого?

Маяковский советовал с Дзержинского. Еще кто-то советовал делать ее с Будды. Но не Будда же это советовал. Доброжелатели рода человеческого... Один социолог, известный социолог, мне возражал: нужны же культурные идеалы, нужны образцы. Нужны, конечно, нужны, но не идеалы, а знание о том, каким может быть человек, какие у него возможности. И, с этой точки зрения, чем больше человек в процессе своего формирования знает о людях, обо всем спектре их разнообразия, тем больше у него возможностей однажды почувствовать и другое влияние и начать надувать этот шарик, чтобы он лопнул. И можно было бы взлетать в духовные высоты.

Когда он лопнет, у вас появится масса серьезных забот и не будет времени заниматься перевоспитанием других, их переделыванием. У вас появится, чем заниматься в своей собственной, индивидуальной, единичной жизни. И вам для этого практически не нужен, будет никто, никакая компания.

Тогда все становится немножко другим. Вас будут называть всякими нехорошими словами: индивидуалист, эгоист, кустарь-одиночка без мотора или с мотором. Вы будете казаться высокомерным, еще каким-то, еще каким-то, еще каким-то, но самое главное неуправляемым. Социум всегда находится в двусмысленном положении. Помните? Карл Маркс говорил, что капитализм выращивает своего могильщика. Так и социум тоже выращивает своего могильщика.

Он выращивает духовного человека. Он говорит, что люди должны быть развитыми духовно, в человеке все должно быть прекрасно. Но как только это наступает, социум уместно нервничает. Почему? Потому что человек выполняет этот завет. Он становится неуправляемым социально. Иногда, до такой степени, что даже направить его автоматом не получается.

Человечество держалось где-то до семнадцатого века. Держалось, в каком смысле? Культура фиксировала героические образцы человека - это были герои, героические страдальцы, полубоги и боги, как и во времена античности. Однако, с 18-го, и, особенно, в 19-ом веке культура начала сдаваться в том плане, что начали появляться образы так называемых "простых людей". Они как бы противопоставлялись героям, да и герои тоже постепенно становились все проще, проще, проще, как-то сливаясь с массами. "Стань проще, и люди к тебе потянутся".

Пространство культуры заполнилось очень большим количеством человеческих образов. Например, миры созданные Бальзаком или Золя, или Достоевским. И пространство культуры, ранее достаточно просторное, стало превращаться в плотно заселенную людьми область. Я усматриваю в этом два основных момента. С одной стороны, этот процесс служит психологической, культурологической поддержкой так называемому "простому человеку", свидетельствуя о том, что его жизнь тоже имеет смысл, тоже является объектом культуры, ибо каждый человек больше или меньше, чаще или реже осознает, что культура - это и есть его бессмертие, его шанс на бессмертие.

С другой же точки зрения, все это раскрытие человека, его многовариантности, конкретизация объема и структуры хозяйства, принадлежащего человеку, привело к тому, что все труднее и труднее поставить какую-то идеальную модель и сказать: "Се человек". Культура 18-го - 20-го веков ставит пред нами огромное количество самых разных людей и говорит: "Вот это все и есть человек". Мы все больше и больше осознаем, что человек, как психологическое существо, сделан из людей. И тогда у нас есть два варианта. Или та толпа, которая живет в человеке, превращается в целое, и мы открываем свое хозяйство, видим своего великана, начинаем им пользоваться и пребывать в мире. Или человек растворяется в толпе и играет в игру, известную еще с детства: защищаясь, пытается выделиться из толпы: "Вот он я, вот он я, мама, папа, вот он я", - либо пытается спрятаться в этом: "Это не я, это не я, я, такой как все, все в порядке, мама, папа, все хорошо, они меня не видят, я сдаюсь". Что, может быть, является психологически самым главным в ситуации, когда исчезает оболочка, которую я еще называю социальной маткой, и факт социального рождения происходит.

Лично мне в этом помогли совершенно конкретные люди, которых я считаю своими учителями. И без них, без их толчков по принципу "падающего подтолкни" я бы не устоял на ногах и не имел бы сил продолжить это занятие, т. е. повышать уровень внутренней обусловленности, преодолевать это давление изнутри. Я бесконечно благодарен учителям именно за это. За то, что они не дали мне много времени потратить на псевдодуховную дерзость, которая связана со всевозможным бросанием работы, уходом в грузчики, в кочегары, уходом в леса, с эпатированием социального окружения и т. д. Без этой помощи пришлось бы потратить колоссальное количество времени, получая совершенно ничтожный для себя результат.

Конечно, пока вы познаете великана, представьте себе, сколько времени можно бегать. А надо залезть туда, внутрь, и изнутри увидеть свою отграниченность, и, только увидев свою отграниченность, вы можете начать раздвигать свою таковость. Не бежать от нее, а именно раздвигать до тех пор, пока у вас не наберется столько внутренней силы и возможностей, что это вам удастся, и вы останетесь один, просто Я, без имени, фамилии, отчества, биографии и т.д. Потом здесь все будет, но оно все уйдет в хозяйство. Такой вариант дает ощущение ценности, осмысленности персонального пребывания в этом мире - не как представителя своего поколения, не как части социального и даже не как части духовного сообщества, а просто я как я, ценности вот этого моего "Я как Я" и моего "Я как Я" пребывания в этом месте. Я думаю, что это не означает конец возможностей саморазвития человека или самоизменения, или самоформирования, или самопостижения, или самоосвобождения. Я думаю, что впереди есть еще как минимум одна возможность преодоления ограниченности.

Источник:
Журнал «Реальность и субъект»
1998, том 2, № 1, с. 4-5