Если верить СМИ, то фундаменталистов среди нас все больше. Исламских, православных — всяких. Число их множится с каждым днем. С недавнего времени я почти каждый день вдруг стал оказываться либо невольным слушателем, либо участником разговоров на тему духовности и веры. Эту тенденцию можно обозначить как поиски подлинности или возврат к религии. Но людей, которые эти разговоры начинают, фундаменталистами точно не назвать. Скорее наоборот. То, что они «для себя лично» что-то наш­ли или к чему-то возвращаются, не оказывает практически никакого влияния на их жизнь. Иными словами, поиски — отдельно, а жизнь — отдельно.

Они вроде бы декларируют желание разобраться в вещах высоких и прикоснуться к ним (а не спустить их к себе), но главным критерием истинности той или иной системы выступает «подходящее мне мировоззрение»; собственное «Я» как центр вселенной. В свое время по этому поводу прекрасно высказался К.Г.Честертон: «Любимая в наши дни фраза: «У каждого свое мировоззрение, вот это — мое, оно мне подходит» — знак слабоумия. Воззрение на мир создается не для того, чтобы подходить человеку; оно создается, чтобы подхо­дить миру».

Эта новая, индивидуализированная концепция «духовности» строится так, что почти ничего не требует от человека, — только дает и помогает. Усилия, на которые готовы идти люди, сродни тем, которые приходится прилагать, чтобы проснуться на 1,5 часа раньше и пойти в спортивный клуб.

Вообще идеально, когда суверенная духовность является продолжением здорового образа жизни, правильного питания или йоги. Влияние этой новообретенной духовности на жизнь тоже минимально. Может, это и к лучшему, ибо в головах абсолютного большинства нет почти ничего, что может составить какое-то твердое ценностное основание жизни или ее осознанного изменения. Есть лишь фантасмагорическое месиво, где прекрасно уживаются самые непредсказуемые сочетания религий, духовных практик и гибких этических принципов. В ­подт­вер­ждение этого за последние две неде­ли я дважды оказывался свидетелем сюжетов, показывающих предельную степень запутанности и непроходимости.

В Санкт-Петербурге, в соборе Александро-Невской лавры, слышу человека, говорящего с интонацией из еврейских анекдотов: «Что-то я не разберу, а где тут записочки сунуть можно?» Ему объясняют: мол, вот очередь, нужно написать, заплатить и отдать. «Да? А на Святой земле можно просто оставить, без очередей. В Стене Плача. Я записочки между камнями засовывал — помогает. А здесь где можно?»

Новосибирск, антикварный магазин. Дама-продавец обращает мое внимание на серебряные медальоны с образами святых и вдруг добавляет: «Это же намного лучше, чем крест носить». Чем же, говорю, лучше? «Ну, такое ощущение, что крест на себе ставишь». Женщина счи­тает себя православной и интересуется религией. При этом настаивает: «Нет, все-таки крест носить неприятно. Полуживой человек этот висит… И вообще — была бы я отцом, никогда бы не допустила, чтоб с моим сыном такое сотворили».

Подобные рассказы и в страшном сне не приснятся ни одному известному и не­известному мне «фундаменталисту». Их религиозная картина мира является однозначной, категоричной и, самое главное, оказывает очевидное, а с точки зрения окружающих, фундаментальное влияние на все стороны их личной жизни.

У меня есть опыт близкого общения с некоторыми из них. С работы до дома меня регулярно подвозит Ренат. Он татарин, родившийся в Москве. Мусульманин. По пути он с удовольствием рассказывает мне о своих праздниках, о том, как ему трудно соблюдать намаз, как сложно не курить во время поста, отказаться от близости с любимой девушкой. В свои 22 года он производит впечатление цельного, яс­ного, доброжелательного и спокойного че­ловека. Именно он сказал мне, усмехнувшись, что в институте кто-то из студентов-сокурсников назвал его фундаменталистом.

Еще один мой знакомый, окончательно определившись, стал исповедовать иудаизм. Он был талантливым профессионалом, занимался недвижимостью и маркетингом (даже создал в свое время «бренд года»), но потом все бросил, решив, что обманывает людей. Несколько раз в ­суб­боту я вижу его, стоящего у подъезда в ожидании, пока консьержка откроет ему дверь, поскольку в Шаббат он не может нажимать на кнопку. Разумеется, его называют ортодоксальным иудеем, а некоторые — фундаменталистом.

Третий, будучи одним из директоров в заметной на рынке компании, стал по выходным и праздничным дням служить в православном храме алтарником. Абсолютное большинство знакомых иск­ренне недоумевают. Кое-кто даже распускает дикие слухи, что он бросил семью, троих детей и будет монахом. Ну и конечно же, изредка я слышу знакомый термин — «фундаменталист». На этот раз православный. Как-то так получается, что все лично известные мне «фундаменталисты» — глубоко симпатичные и красивые люди. Они твердо, трезво и ответственно стоят на своем фундаменте, и встреча с ними — это всегда приятная встреча с настоящим человеком. Очень хочется, чтобы вокруг было как можно больше «фундаменталистов». Откликайтесь — говорят, вас больше, чем кажется.

Автор: Александр Новиков

Источник:
«Научный атеизм»