Вивек: «Моя жизнь с Ошо»

Интервью, взятое Ма Йога Судой 17 декабря 1978 года у Вивек (Ma Yoga Vivek, чуть позже - Ма Прем Нирвано / Ma Prem Nirvano), близкой подруги Ошо. 9 декабря 1989 она была найдена мертвой, предположительно в результате суицидальной передозировки лекарств. По сей день история ее смерти остается покрытой мраком.

* * *

У меня такое ощущение, что это интервью является слишком драгоценным, чтобы быть напечатанным. Мне хочется защитить цветок любви, подобно которому я никогда ничего не встречала. Вивек сделала нам дар. Я потрясена, восхищена и так рада этому! Я почувствовала, когда она говорила и ее кристальные серо–голубые глаза сияли, неожиданную перспективу вечности любви. Это было немного похоже на то, что я чувствовала, когда умер мой отец. Это было очень застенчиво.

Вивек дышит Ошо, так что вы найдете его очень присутствующим здесь. На данный момент она уже саньясинка на протяжении семи лет, и ее работой в ашраме является забота об Ошо – готовка, лекарства, послания, его библиотека, и т.д. она является одной из двух человек, у которых есть прямой доступ к Ошо в любое время (второй человек – это Ма Йога Лакшми).

Отношения Мастер/ученик здесь очень духовно близкие. Нам дается только в соответствии с нашей способностью получать.

Это интервью произошло во время чаепития, которое являлось послеобеденным ритуалом, на кухне, где готовят еду Ошо. Ма Йога Аста резала овощи, Ма Ананд Ниргун чистила бобы, а Вивек и я сидели на полу, пили чай, когда началось интервью… 

Суда: Ты не могла бы рассказать историю, как ты пришла к Ошо?

Вивек: Ммм, как я пришла… это было в 1971 году. Фактически все это началось в 1970 году, когда я жила в Европе, во Франкфурте. Однажды в наш дом вошел индус, которого никто не знал, он не был чьим–то другом, он просто вошел в дом. Мы все подумали, что он чей–то друг, а другие подумали, что он наш друг или еще кого–то и т.д. и т.п.

Он остановился на одну ночь, и на следующее утро, когда мы все собрались на завтрак, мы все сказали друг другу: «А кто это, собственно?» (Вивек смеется над этой смешной ситуацией) и никто из нас не знал, кто это был. Но он был таким милым и так хорошо вписывался в дом, что мы все решили, что он может остаться. Мы спросили его, как он пришел и он сказал, что он шел по улице, проходил мимо нашего дома, и ему просто захотелось войти, поэтому он и вошел.

Он прожил с нами пару месяцев, и потом однажды решил, что возвращается домой, назад в Индию. И когда он сказал это, неожиданно у меня появилось ощущение, без всякой на то причины, просто ощущение, что я поеду с ним. Когда я сказала об этом, все были просто ошарашены, потому что я была таким типом человека, у которого есть постоянная работа, и у меня была своя собственная квартира и… ну, я была очень правильной. Поэтому когда они услышали, что я собралась в Индию…

Суда: Уехать с незнакомцем!

Вивек: Фактически, к тому времени он уже не был таким уж и незнакомым. Он был достаточно милым. И потом, когда уже пришло время мне уезжать, люди до последнего мне не верили. Я собрала все вещи и запаковала их в чемоданы, продала квартиру, бросила работу и, тем не менее, никто не верил мне, что я собиралась уехать. И потом пришел день, когда нас увезли в аэропорт, и… я не знала почему, это было просто ощущение, что мне нужно поехать с ним.

И я не знала, что я буду там делать. Я думала, что самое большее, что я сделаю, это съезжу в Гималаи, посмотрю горы, но с другой стороны, у меня не было ни малейшей идеи. А потом, когда я приехала в Бомбей… (задумчиво) … когда я приехала в Бомбей, я все еще не знала. У меня было ощущение, что я развернусь и уеду назад. И первое, что я увидела в Бомбее, это крыса! Огромная крыса, которая сидела прямо у наших ног! Это было действительно потрясающе, первая крыса, которую я когда–либо увидела.

Суда: Первая крыса, которую ты когда–либо увидела! Боже!

Вивек: Да! Первый раз за всю жизнь! Потом мы взяли рикшу и поехали через Санта Круз в Бомбей, а ты знаешь, как пахнет в Санта Крузе – брр! И я продолжала думать: «Что я здесь делаю?» Я не знала, что я делала! Я не знала, почему я приехала, и, конечно, это было не из–за Рави – так звали индийского паренька – и это вообще было не для того, чтобы приехать в Индию. Я пребывала в изумлении все путешествие, с того момента, как решила поехать, до того момента, фактически, как я встретила Ошо. Я была в изумлении, полном изумлении, я ходила по Бомбею в полном изумлении.

Я остановилась в доме родителей Рави, и однажды днем все куда–то разошлись по своим делам. Неожиданно кто–то постучал в дверь, и на пороге стоял австралиец, западный человек! Я сказала: «Входи, входи!» (смеется, вспоминая то облегчение, которая она тогда почувствовала). Мне он сразу понравился. И тем вечером он сказал: «Давай сходим на лекцию Ачарья Раджниша». Я ответила нет, я не хочу идти ни на какую лекцию. Он сказал: «Просто пойдем». Эта была лекция на хинди, тысячи и тысячи индусов. Я сказала: «Нет, я не хочу идти». Но в любом случае, я пошла. Я не знаю почему, я просто пошла.

Мы немного опоздали, Ошо уже был там, он сидел на сцене, скрестив ноги по–турецки, его тело было завернуто в шаль. Он говорил на хинди, я находилась позади него. Там были тысячи индусов! Это было на открытом воздухе, на Кросс Мандане, рядом с Черчгейт. И сзади Ошо смотрелся как маленькое пятнышко. Мы подходили ближе, ближе…

Суда: О, я не могу выносить этого!

Вивек: (продолжает, смеясь) Я подошла ближе, села и улетела! Это было оно, это просто было оно.

Майкл, австралиец, подтолкнул меня локтем, он, очевидно, хотел уйти, ему было достаточно. А я сказала: «НЕТ! Нет, я не могу уйти, я должна остаться». И так мы остались до конца лекции. А после этого я была в еще большем изумлении, потому что это было совершенно незнакомо мне… это состояние… существа. Я не знаю, это было совершенно незнакомым.

Я была полностью захвачена. Я не знала, что происходит или кем был этот человек. А потом мы пошли домой. Следующим вечером он сказал: «Будет медитационный кемп в Маунт Абу. Ты хочешь поехать?» И сначала я сказала: «О нет! Я не могу медитировать. Они меня просто выкинут оттуда». А он сказал: «Нет, это не так». Он сказал: «Любой может прийти, любой может прийти». Так что мы поехали туда и видели, как эти люди медитируют, как они делают динамическую медитацию.

Суда: А ты делала динамику?

Вивек: Я увидела, как эти люди делают динамику и спряталась в кустах. Два дня я пряталась в кустах! Я не знала, что происходит с этими людьми – они занимались этим глубоким дыханием и катарсировали и кричали хуу и прыгали на месте и смеялись и плакали и кричали и раздевались догола! Я толком не знала, что собственно происходит.

И потом одна бооооольшая женщина подошла ко мне – ты знаешь ее, это была Тару – и сказала: «Ачарья видит, что ты ничего не делаешь!» (смеясь и скручиваюсь, изображая испуг). Оооо! И я выпалила, "Но я не могу делать дыхание, я действительно стопорюсь на дыхании, я не могу делать дыхание…» Она сказала: (очень авторитарным голосом), «Ачарья хочет видеть тебя в три тридцать». («Ачарья» означает «учитель». Так называли Ошо до того, как стало приезжать очень много учеников и до того, как он начал инициировать людей в саньясу. Позднее его стали называть «Бхагван»; «Бхагван» означает «Благословенный»).

(Все присутствующие на кухне в единстве: О, ооо…)

Вивек: Я была немного напугана, но в то же время возбуждена. Так что я пошла к дому, где остановился Ошо, и одна индуска, которую я не знаю, сказала мне подождать несколько минут. Я подошла к двери и встала в дверном проеме, а Ошо сидел, скрестив ноги, на нем была надета только лунги, и он говорил с индусом. И во время своего разговора с индусом он посмотрел на меня, в то время как я стояла в двери, и мои колени подкосились (хихикает), они просто согнулись, и индус, который стоял сзади, поддержал меня. Мне кажется, что я, должно быть, начала терять сознание.

Потом я вошла, и Ошо сказал: «У тебя проблемы с медитациями?» И я посмотрела на него… я смотрела из окна в небо. Я не ответила на его вопрос. Я не могла. Я хотела, но не могла. Я просто смотрела на небо… несколько минут. Я не знаю, что случилось, но я думаю, что я улетела на несколько минут, потому что я не могу вспомнить, что случилось в эти несколько минут. Должно быть, я вернулась из… я не знаю… чего–то. Он рассказал мне, как делать медитации. Он рассказал мне что–то еще, чего я не помню. Вот и все.

В другой день, вечером, когда мы делали Ху (Тратак), Ошо был на сцене, и что–то случилось тем вечером. Я еще не была саньясинкой. После этой медитации, когда Ошо выходил и садился в машину, он позвал меня, потому что я стояла в сторонке, а все столпились и шумели вокруг него. Он позвал меня, обнял за плечо и сказал: «Ты будешь жить со мной. Приезжай в Бомбей, и ты будешь жить со мной». И это было впервые, когда он сказал что–то типа этого. И когда он сказал это, он обнял меня за плечо, и я просто положила свою голову ему на грудь. Было такое ощущение… было такое ощущение, что это было продолжением чего–то, что я забыла… оно просто вернулось назад.

И той ночью я не могла уснуть. Я просто сидела на балконе, и я знала, что «Да, конечно» Дааа…! Потом я начала расслабляться в медитации и в кемп. На следующий день ко мне подошел одна западная женщина, когда мы делали свободное выражение, которое обычно проходило после обеда. Она сказала: «Ты знаешь (голосом, полного предостережения), Ачарья присматривает за тобой." (хихикает) Она сказала мне подойти и сесть ближе, так что я села ближе, всего в пару метрах от того места, где сидел он. И со мной случилась еще одна вещь – я просто начала плакать, без всякой причины. Ты знаешь, когда ты просто начинаешь плакать и плакать и просто не можешь остановиться?

Суда: Это так мило.

Вивек: И ты даже не знаешь, почему ты плачешь! Ты просто сидишь и плачешь, и плачешь. И просто слезы катятся, и из носа течет (показывает, какое это ощущение, когда у тебя из носа течет в присутствии Ошо) и слюни текут (ее смех звенит на всю кухню). Рядом со мной сидел мужчина, и рядом с ним на полу лежал носовой платок, и мне так хотелось взять этот платок! Я одним глазом все время косилась на этот платок. Но я не могла пошевелить телом, чтобы взять этот платок, я не могла пошевелить рукой. И я смотрела на себя! Я была как будто на каком–то расстоянии и смотрела на себя, я хотела взять этот платок и не могла, я просто тааааааак плакала.

Суда: У тебя до этого уже был такой опыт?

Вивек: Никогда, никогда. Все это было совершенно новым для меня. Тот кемп был просто взрыв за взрывом, взрыв за взрывом, каждый день что–то происходило. Я не знала, что происходит, но я просто позволяла этому происходить – все было таким красивым, я позволяла всему входить. И после того опыта, в частности когда я просто плакала и плакала, просто видела свой ум и свое тело, после медитации я просто там сидела. Там были холмы, горы. Одна девушка подошла ко мне и спросила, что случилось… это было… (в этот момент Вивек потеряла дар речи) это было совершенно за пределами чего–либо, о чем я читала или что я чувствовала. Так что вот так я начала. Потом я вернулась в Бомбей и приняла саньясу.

Суда: В тот момент, ты уже сознательно помнила что–нибудь о том, что ты уже была с Ошо раньше?

Вивек: Нет, не помнила о том, что была с Ошо. Через несколько дней после того, как я приняла саньясу, он давал лекции на английском в своей комнате, в своей спальне. Там было так мало людей, может быть, тридцать человек. Мы все собрались в комнате, и неожиданно у меня случилось… там было так много людей и все говорили, говорили, говорили. Я просто сидела на кровати. Что–то кликнуло! (Вивек показывает руками то, что выглядит как будто бы что–то перевернулось у нее в животе). Произошло шууп, шуууш и неожиданно пошло внутрь. И это было… вууш (здесь мы все засмеялись, я комментирую «переворот» который только что случился и в моем животе). И затем я пережила опыт одной прошлой жизни, она не была с Ошо. Я ничего не знала о прошлых жизнях.

Суда: Тебе было интересно узнать, что происходит?

Вивек: Я ничего не знала о прошлых жизнях или реинкарнациях или вообще о чем бы то ни было! Я думала по–христиански – у вас есть только одна жизнь, ваша единственная жизнь и это все. Так что когда это случилось, я вернулась назад к этой… жизни 1971 года…

(Суда: Я начинаю чувствовать своего рода дезориентацию во времени, просто слушая, как говорит Вивек. Из–за этого опыта она, очевидно, имеет другое восприятие времени и пространства. Я могу чувствовать это, когда она говорит).

Вивек продолжает: Я не знала, схожу ли я с ума или у меня галлюцинации. Но другая часть моего ума знала, что то, что случилось, было очень реальным, это было чем–то очень настоящим, что только что случилось. И я совершенно улетела – я не была в той жизни, и не была в этой жизни (она смеется, рассмешенная этим опытом) и вообще нигде. Это было подобно тому, что я была на планете Плутон.

И потом пришло время идти на лекцию. Я сидела у двери и почувствовала, что это происходит снова. Это произошло клик, вуууп! И мне кажется, что я потеряла сознание, и кто–то вынес меня из комнаты. Все, что я помню, это то, что я снова оказалась в комнате. И в конце лекции Ошо позвонил Лакшми по интеркому, и я вошла. Он спросил меня, что происходит, что случилось. Конечно, он знал, он просто хотел, чтобы я это сказала.

Одной из первых вещей, которую сказал мне Ошо после принятия саньясы, было вот что: «Ты помнишь меня? Ты что–нибудь помнишь обо мне?» (мы все истерично хихикаем к этому моменту, с возгласами «О Боже!» и «Я не могу выносить это!») И когда он сказал это, у меня снова произошел клик. Это происходит как клик! Это происходит — «клик», вот так. Буквально все переворачивается с ног на голову. И единственное, что выскочило у меня изо рта, было: «Я помню, что ты тот, кого я очень сильно любила». Тогда я не помнила точно, кем именно я была. Единственная вещь, которая приходила, это то, что он был кем–то, кого я очень сильно любила. И для меня сказать это впервые! В то время я все еще была достаточно правильной.

Время, когда это случилось, пришло… (спрашивает Асту, "Когда мы приехали в Пуну? В ‘73?")...после того, как Ошо говорил со мной. Он меня снова спросил, смогла ли я вспомнить. У меня не было ничего ясного. И той ночью я лежала в кровати и вернулась моя смерть, когда я умерла, и дом, и мой отец. Моя мама уже умерла. Она была той еще штучкой! Она убежала в Пакистан с другим мужчиной, она влюбилась в него. Я не уверена, она ушла из семьи до того, как я умерла или после (Вивек снова смеется над этой абсурдностью) или же она ушла после того, как я умерла. Мне кажется, она ушла до того, как ушла я. Потом пришло ощущение моей смерти. Никого не было дома, все сидели на веранде или в саду. Но Ошо был в комнате, я была просто с ним.

Суда: Ты наслаждалась ею, смертью? Ты помнишь, чтобы ты боялась или же ты проскользнула через нее? (в этот момент я объясню, что Вивек фактически ссылается на Ошо в его нынешнем теле. В то время ему было около семнадцати лет, он был на два года старше Вивек или Шаши, когда она умерла).

Вивек: В то время я боролась. Ошо сказал, что я также боролась, потому что я просто хотела быть с ним, и я не хотела покидать его. Это было, ммм…

(Повисла глубокая, длинная тишина, которая длилась около тридцати секунд, целую вечность. Вивек спрятала лицо за своими длинными волосами. Она плакала. Я оглянулась, ища поддержки, рука Асты слегка дрожала по мере того, как она продолжала нарезать овощи, Ниргун держала руках боб и уставилась в пространство. Любовь изливалась на пол подобно меду.)

В любом случае, я вернулась! (говорит через слезы). Прямо перед смертью, я заставила его пообещать мне, что он позовет меня назад, что где бы я ни была, он вернет меня назад, и я заставила его пообещать мне (стеснительно улыбается) что он… не увлечется другой женщиной, что он не женится! Этого я не помню, это то, что он мне сказал.

Суда: (задумчиво) Он сдержал свое обещание.

Вивек: (все еще через слезы, смешанные с радостью, теперь смеясь) Да. Я помню, что дом, в котором мы жили, находился прямо рядом с храмом, в котором Ошо медитировал каждый день. Так я его и увидела – он часто ходил в храм, а я обычно видела его, когда была в саду или выглядывала из окна. Я обычно видела его! Он говорит, что я обычно шла за ним в храм (озорно подмигивая), чтобы докучать ему!

Суда: И соблазнять его!

Вивек: Я его не соблазняла. Я просто докучала ему. Этот храм расположен прямо на вершине утеса, и прямо внизу течет река.

Суда: А где это было?

Вивек: В Гадарваре. Где родился Ошо. Это река, о которой Ошо часто рассказывает на своих лекциях, куда он обычно ходил плавать. Несколько раз я ходила плавать с ним. Но обычно он просто хотел остаться наедине с собой. В то время я была девчонкой–сорванцом, и Ошо говорит, что ему обычно приходилось просить одного своего друга – его звали Шьям – охранять дверь в храм, "так чтобы Шаши не входила и не беспокоила меня больше!" (Шаши – так тогда звали Вивек) И я обычно приносила ему еду – чапати и дал.

Суда: В храм?

Вивек: Да. Так, чтобы после медитации он мог поесть.

Суда: И как в конце концов получилось, что ты стала жить с ним?

Вивек: Ну, когда он сказал это в Маунт Абу, он снова говорил это много, много раз. «Ты будешь жить со мной». А я просто продолжала говорить: «Когда, когда, когда?» (смеясь над своим разочарованием). А он говорил: «Время не подходящее». А потом однажды он сказал: «Теперь приходи». Я сказала: «Сейчас?» он сказал: «Да!». Вот так просто. И поначалу я не поверила ему, потому что я уже ждала два года.

Суда: Так долго?

Вивек: Да. Я начала жить с ним в одном доме и заботиться о нем своего рода все время, ты знаешь, делая все для него, до '73. Мы переехали в Пуну в '74, значит это случилось в '73, когда я начала полностью присматривать за ним и въехала в его дом. охх!

Шли дни, и я осознала, что он действительно имел это ввиду, и потом, когда мы переехали в Пуну, это каким–то образом кристаллизовалось.

Суда: Таким образом, вся твоя работа и вся твоя медитация заключалась в том, чтобы ухаживать за ним? Твое целое все!

Вивек: Да, да. Заботиться о его теле. Каким–то образом я могу видеть, что оно нуждается в большом уходе. В другом смысле оно не нуждается в особом уходе, нужно просто течь с ним. Я научилась тому, что это гораздо лучше, чем доводить себя до истощения переживаниями о теле Ошо, что я раньше делала. Я обычно впадала в такую депрессию, когда он заболевал, но теперь я научилась принимать то, что происходит с его телом и в то же самое время делать самое лучшее, что я вообще могу сделать. Это действительно помогает его телу, если я не печалюсь по поводу его болезни.

Так что теперь я смотрю на ситуацию и просто делаю все, что я могу, чтобы помочь ему. Когда он заболевает, ты не можешь сказать: «Хорошо, что у него там? Дай ему это лекарство или то». Нужно смотреть на то, что у него происходит, смотреть в его глаза, в его лицо. И потом ты своего рода видишь: «Ага, возможно, это подойдет». Но ты не можешь сказать этого потому, что у него вот это и доктора говорят дать ему то, и ты ему это просто даешь. Так что нужно чувствовать. Раньше, в первые несколько лет, он был… он не был… он был не очень… он был не очень помогающим каким–то способом в том смысле что…

Суда: Он не помогал тебе заботиться о нем?

Вивек: Нет! Когда он заболевал, он не говорил, что не очень себя хорошо чувствует, а теперь он делает это. Теперь он тоже помогает. Он говорит, ну, вот это происходит и вот то происходит – «Возможно, если ты дашь мне вон то лекарство, это поможет». А раньше он никогда даже не говорил, что заболел! И самое худшее, это когда у него были приступы, приступы астмы. Очевидно, когда это уже случилось, я могла сказать. Но теперь он говорит, когда чувствует, что это приближается, и это прекрасно – ты просто даешь ему таблетку. Она не останавливает приступ, но облегчает самую тяжелую его часть, удушье, и ту часть, которая не дает ему дышать. Так что теперь он прекрасен – он говорит, когда он чувствует, что что–то приближается, а раньше он никогда даже не говорил, когда это уже фактически происходило. Я должна была просто чувствовать это.

Суда: У тебя были когда–нибудь вспышки сопротивления или моменты чего–то грубого? Каково это быть так постоянно близко к его энергии?

Вивек: Поначалу были, но не теперь. Теперь все течет просто чудесно. До того, как я жила с ним – очевидно, именно поэтому он ждал – это было как если бы я была… я была… я была противной девчонкой! Да, я действительно такой была. Я не знаю, было ли это сопротивлением, но я проходила через какие–то вещи, безусловно, как и любой другой. В начале это было, я не знаю что – просто обычные тяжелые времена. Сейчас все просто потрясающе, несерьезно, со смехом и легко.

(длинная пауза, и неожиданно Вивек начинает говорить…) Я расскажу тебе о самой лучшей части! (Мы все смеемся – ты имеешь ввиду что это могло бы быть лучше?)

Самая красивая часть – которая даже сейчас, каждый день, когда я вижу ее, она становится все более и более красивой – это видеть, как Ошо спит. Когда он идет спать после обеда, я иду за ним, и когда я вхожу в его комнату, он уже спит. Если мне повезет, то его лицо повернуто ко мне, и… это для меня является вершиной того, чтобы быть с ним – быть с ним, когда он спит.

Это как если бы он был здесь и его здесь не было, он подобен новорожденному ребенку, подобен младенцу, и в то же самое время, он подобен мудрому старому человеку, который жил аэоны и аэоны и прошел через всевозможные ситуации и опыты, просто через все, и все же совершенно незадетый этим. Он подобен новорожденному младенцу, он также подобен очень древнему, мудрому старцу. Это как… каким–то образом… пустота, которая там лежит, и в то же самое время, наполненность. Ощущение такое, что его там нет, и каким–то образом тело просто дышит, каким–то образом. Я вижу, как одеяло поднимается и опускается и думаю: «А, он все еще дышит», а потом я вижу, как он переворачивается на другой бок и думаю: «А, он все еще может двигаться».

Суда: Я почувствовала, наблюдая за ним на лекции, что как будто бы ты видишь мертвеца, но он все еще движется, это все еще происходит.

Вивек: Да. У меня есть такое ощущение, что его там нет и каким–то образом его тело еще здесь. Когда смотришь на него, все равно появляется ощущение, что он полон жизненных сил в то же самое время! Когда я смотрю на него, у меня появляется ощущение, что как его тело умудряется все еще быть здесь?! Как он дышит?! Как его сердце все еще качает кровь?! И затем ты видишь, что в то же самое время он полон жизни. И он светится, просто всецело светится, и его лицо – это просто ауры и ауры и ауры золота. Он просто выглядит как золото и золото и золото! (делает жесты руками все больше и больше, наполняя всю кухню его золотом).

Для меня это является вершиной того, чтобы быть с ним, и быть здесь – лежать рядом с ним и быть способным чувствовать… и видеть… это происходит со мной в послеобеденное время, потому что по ночам все темно, ты не можешь видеть. И когда я лежу там, он похож на большую котомку с пухом! Я просто чувствую себя очень защищающей, я каким–то хочу защитить его и закутать его в одеяло (хихикает). Он спит полностью укрытый, особенно зимой, за исключением макушки головы и лба, и его лицо виднеется.

Иногда я делаю медитацию, не столько медитацию, но это происходит. Когда я ложусь спасть и Ошо рядом, у меня также появляется очень сильное чувство покидания тела. Мне каким–то образом легко ощущать это чувство парения, улетания, и затем погружаться в сон в этом пространстве.

Суда: Он сейчас когда–либо затрудняет процесс заботы о нем? Я слышала историю о том, как ты однажды заперла его в своей комнате, потому что он был болен и все же хотел дать нам лекцию.

Вивек: Да! О да, да. Это было примерно в то время, фактически, когда ситуация с его здоровьем начала меняться. Как еще я могу сказать это? Это было в то время, когда он мне все еще не говорил, когда он заболевал и не говорил мне, когда он хотел принять лекарство. Да, он кашлял, он кашлял всю ночь, у него была такая сильная простуда, и он хотел пойти на лекцию. И я вообще не могла понять, как он бы мог говорить в таком состоянии. Это было просто потрясающе. И я сказала: «Ты знаешь, если ты пойдешь и будешь разговаривать в таком состоянии, тогда ты только усугубишь ситуацию».

Но он просто настаивал! (действительно смешно, в конце концов, она ученик, а он Мастер). Представь! Я поняла, что мне необходимо что–то с этим сделать. Это также было кульминационным моментом за все те годы, когда он мне не говорил о том, что чувствовал себя не очень хорошо. И, и… да, я заперла его в комнате. И сказала Лакшми: «Лакшми, Ошо не будет выходить». Я не знаю, знала ли она о том, что это я ее заперла или нет, но через несколько дней все об этом знали. Все меня спрашивали: «Ты действительно заперла его в комнате?» Возможно, я потом сказала Лакшми о том, что заперла его, но я не могу этого вспомнить. Я просто знала, что настанет момент сказать последнее твердое слово, и вышло так, что этот момент как раз настал.

После этого он действительно стал сотрудничать, и действительно, с того момента его здоровье стало гораздо, гораздо лучше. Случился разворот, действительно случился разворот. Все так изменилось к настоящему моменту… (в сторону Асте: Ты бы не могла поставить греться воду для чая?) Что я говорила? О да, теперь он говорит мне, если он не чувствует себя очень хорошо и что нужно отменить лекцию. То же самое касательно даршанов – два или три раза я предлагала, но в другие разы он сам говорит: «Возможно, я не пойду на лекцию» Что чудесно, замечательно. Я могу лучше о нем заботиться. И на мой взгляд, так гораздо лучше.

Суда: (в этот момент я смотрю на Вивек в восхищении – никаких трюков, никаких проблем, никакой «работы»). Итак, ты не беспокоишься о просветлении или о чем–то подобном?

Вивек: Я!? (мы все смеемся и все необъяснимо радостны).

Источник:
Духовные практики для самореализации