Недавно Россию посетила Франсуаз Баде (монашеское имя Шинкьо). Франсуаз — одна из самых старших учениц мастера Сандо Кайсена, учителя японской линии буддизма, школы сото-дзен. Он, в свою очередь, ученик выдающегося японского мастера Тайсена Дешимару, первым принёсшего практику дзен в Европу. Любопытно, что большинство приготовленных к интервью вопросов оказались не нужны. Разговор сам принял нужное русло — Франсуаз рассказывала о практике, поиске своего пути, самоотдаче, страхах и чудесах.

— Как так получилось, что вы стали интересоваться разными методами саморазвития?

— Это отнюдь не практика саморазвития. Практика дзен разрешает проблему себя, «я», отсекает проблему эго. Речь не идёт о развитии чего бы то ни было, потому что эта практика позволяет осознать тот факт, что эго нет. То есть эта практика идёт в направлении, противоположном развитию.

— Я имею в виду практики саморазвития в целом. Например, ещё до того, как вы пришли к дзен, вы занимались гурджиевскими практиками. Как возник интерес к ним?

— Просто было ощущение того, что я не живу в истинном измерении, что я закрыта в каких-то ограничениях, рамках и что есть что-то другое, что нужно открыть. Я не особо знала, чего я ищу и с помощью чего смогу это найти, но что-то во мне искало это. И так случилось, что я повстречалась с учителем, который учил гурджиевским практикам. Я родилась в Париже, но в какой-то момент уехала жить в деревню — это было в период движения хиппи. Мы жили в небольшой коммуне. И нашими соседями оказались англичане, которые на протяжении 30 лет следовали учению Гурджиева. Оно нас тоже заинтересовало, и мы практиковали с ними на протяжении трёх лет. И в течение этого периода у некоторых из нас были проблемы со здоровьем. Это дало нам возможность познакомиться с одним монахом дзен, который практиковал китайскую медицину (это и был Кайсен). Вот так я познакомилась с дзен и начала его практиковать. Это то, что мы называем случайностью, но на самом деле это не случайность. Это удивительно! И вот сейчас я практикую дзен уже 26 лет.

— Параллельно вы начали заниматься кунг-фу?

— Да, так случилось, что Кайсен одновременно с дзен практиковал и боевые искусства. И с того момента, как я решила следовать за ним, я решила следовать и всему, чему он учил, не проводя никаких различий. Я не ощущала особой тяги к кунг-фу, однако я практиковала с ним кунг-фу в течение примерно семи лет.

— Существует много стереотипов, связанных с женщинами в боевых искусствах, — есть мнение, что им в принципе там не место. Вы не сталкивались с этим?

— Существуют всякие мнения. Я в тот момент ощущала потребность практиковать путь, а не спорт. Путь неподвижного ума в движении.

Потребность наблюдать, осознавать тело и ум, какие-то свои блоки, страхи, желание победить, разочарование из-за того, что проиграла. И познание всего этого процесса произведения движения было очень интересным. Это было познание тела и ума, а отнюдь не спорт. И это не имело ничего общего с фактом бытия женщиной. Но моя женская сторона это не любила — было больно ставить блоки, у меня были синяки, мы занимались с мужчинами, которые никогда не сдерживали удар, — но это всё детали. Этот путь, когда его правильно передают, находится за пределами женского и мужского. Но с другой стороны, кунг-фу — не очень женская вещь: надо наносить удары, получать их. Приходит момент, когда всё твоё существо чувствует, что нужно это прекратить.

— Удивительно — вы говорите, что вам это не нравилось, однако вы занимались кунг-фу семь лет — это большой срок. Зачем же вы тогда это делали?

— Практика своего пути — это что-то, что находится за пределами всяких «люблю» и «не люблю». Когда мы доверились учителю, мы следуем за ним не выбирая. Это как раз то знание, которое позволяет нам выйти за пределы тех ограничений, которые мы сами на себя наложили, и познать то, что безгранично. Поэтому, если учитель просит нас сделать что-то, что нам не нравится, мы даже не задаём никаких вопросов — просто делаем, и всё.

— Для многих людей это очень большая проблема — они не могут найти учителя, пытаются что-то делать сами и как раз натыкаются на это «нравится — не нравится» — не всё, что нужно делать, нравится. Как с этим быть, не имея учителя, которому можешь беспрекословно подчиниться?

— Нужно найти такого учителя. Они есть. Часто мы не можем найти учителя, так как у нас самих есть некие ментальные блоки. Мы хотим оставаться свободными, мы не хотим во что-то вовлекаться, не хотим кому-то отдаться. И поэтому мы не принимаем решение найти учителя. Но если мы принимаем это решение, то мы его находим. И в данном случае лучше найти учителя, потому что иначе мы будем ходить по кругу — внутри собственных ограничений, предпочтений, своего выбора, своего «люблю — не люблю». И тогда мы просто будем развивать свой личный выбор, свои предпочтения и ограничения.

— Многие очень боятся этого момента отдачи себя. С одной стороны, очень хочется, с другой — страшно. Что с этим можно сделать?

— Нужно задавать себе один хороший вопрос: «Что я хочу сделать со своей жизнью?» Что я хочу сделать со своим умом — с тем умом, которому я подчиняюсь? С этими мыслями, желаниями, неудовлетворением, страданием? Решаю ли я разрешить всё это в корне? Или я буду продолжать просто думать об этом и оставаться на поверхности? И потом, возможно, нужно будет как-то кормить этот вопрос — например, читать какие-то книги, связанные с путём. А если человек уже практикует что-то, то он должен вложить в эту практику больше сил и решимости. И по мере того как будет созревать этот вопрос, придёт и ответ. В этой вселенной всё возможно. Мастера существуют везде, и практика тоже есть везде. Путь всегда был здесь.

— Как же можно очень кратко рассказать о том, что такое практика дзен школы сото?

— Очень коротко: то, чем мы являемся на самом деле, наша истинная природа — безгранична. И в ней появляются все явления, в том числе это тело и этот ум. Они не отделены от этой природы. Но из-за невежества эти тело и ум отождествились сами с собой, приняли себя за отдельную сущность. И веря в то, что они автономны, они полностью заблудились. И это заблуждение ведёт к страданию. Поэтому наступает момент, когда существо решает вернуться к тому, чем оно является на самом деле, и разрешить проблему страдания. Тело и ум постоянно движутся и потому не видят, чем они являются. Поэтому мы приводим тело и ум в неподвижное положение (дзадзен, сидячая медитация. — М.Р.). Нужно, чтобы ум не засыпал, но чтобы ему и не было больно. В этом положении есть определённые точки, на которых нужно концентрироваться, что помогает телу и уму оставаться бдительными.

Затем мы направляем внимание на дыхание, так как именно оно создаёт связь между телом и умом, внешним и внутренним. Мысль успокаивается. Но в какой-то момент внимание ослабится, так как мы к этому не привыкли, и появятся мысли. Это нормально. Пока мы живы, мысли будут появляться. Поэтому речь не о том, чтобы создать пустоту или искать её или остановить мышление. Речь идёт о том, как видеть то, что мысль появляется, и позволить ей естественным образом исчезнуть, не позволяя уму ухватить её и начать развивать. Итак, практика — это правильное положение тела, внимание, направленное на дыхание, и отсутствие цепляния за мысли. Это насколько просто, что никто не хочет в это верить. Все ищут чего-то экстраординарного, каких-то чудес. А это и есть чудо — проживать жизнь полностью, момент за моментом, не отталкиваясь от кладбища памяти, невежества, привычек и склонностей.

— Наверное, это очень свойственно западным людям. Мы считаем, что если хорошо поработали, то должны получить какой-то великий результат — как минимум чудо или изменённое состояние сознания. Как это преодолеть?

— Нужно понять, что ум, ожидающий чего-то необычного, — это и есть невежественный ум. А невежество нуждается в возбуждении, чтобы существовать. Но по мере того как этот ум проясняется при помощи практики, то знание, которое занимает его место, восхищается каждым моментом. Невежественный ум имеет много завес, и он не видит чудесности жизни. Но те, кто ожидают увидеть какую-то вспышку света или нечто подобное, слышали это от тех, с которыми это произошло. И они хотят, чтобы с ними это тоже случилось, так как это кажется чем-то необычайным. Но на самом деле нечего больше искать, кроме того, что есть.

То, что мешает нам это видеть, — завесы невежества. У некоторых они очень толсты, или человек может очень сильно за них держаться, и они создают эффект темноты. И когда по каким-то причинам эти завесы вдруг отпадают, то у них появляется впечатление какого-то великого света, потому что они внезапно увидели то, что есть. А у других эти завесы могут быть тонкими, а ум не настолько зажатым. И у них эти завесы разрушаются постепенно, и они не получают какого-то необычайного опыта, потому что нет такого сильного контраста между их состоянием до и после. Вот почему чего-то ждать — огромная ошибка. Ожидающий ум создаёт ещё одну завесу и мешает увидеть реальность. А если мы ничего не ждём, то она проявляется. Эта практика освобождает от разочарований, страха, ожиданий, страданий. И мне кажется, что это более чудесно, чем какой-то свет, который вспыхнет на три секунды, а потом исчезнет.

— Как можно перенести это спокойное состояние, которое возникает во время сидячей медитации, в активную повседневную жизнь?

— Во-первых, есть то, что мы можем сделать сами, осознанно. А именно мы можем быть внимательными — к каждому своему шагу, к каждому ощущению, к дыханию. Мы можем полностью присутствовать в настоящем моменте, не думая о посторонних вещах. И во-вторых, дзадзен, эта великая практика пробуждения, влияет на нас автоматически и трансформирует наше тело и ум без нашего ведома.

— Вы уже не первый раз в России. Есть ли у российских практикующих какие-то особенности? Они чем-то отличаются от практикующих в других странах?

— У меня сложилось впечатление, что в России люди склонны практиковать сразу в нескольких традициях. На начальном этапе это может иметь смысл (это лучше, чем ничего), но если мы хотим продолжать, то необходимо вовлечься в путь. Это огромная ловушка. Также сначала было очень много людей, которые ждали каких-то чудес. Возможно, сейчас всё это постепенно меняется. Мне кажется, в России не хватает местных учителей — какой-то точки опоры, — с которыми можно было бы постоянно встречаться, задавать вопросы. Люди здесь склонны думать, что чем экзотичнее, тем более истинно. Но единый ум везде один и тот же.

Мне также кажется, что русским свойственно практиковать очень много, страдать — например, направление, которое предлагает 10—12 часов практики в день, притягивает очень многих. Мне кажется, что здесь людей притягивают трудные вещи. А наша практика очень серьёзна, но она без крайностей. Поэтому лучше не практиковать усиленно короткое время, а делать это спокойно, с равновесием, но до самой смерти. Это нечто, что разыгрывается на протяжении всей нашей жизни, а не 15 дней ретрита.

Беседовала Мария Рускова
Частный Корреспондент