Вчера вечером я пообещал рассказать ученикам о том почему одни люди легко уживаются с тайцзи, а другим это даётся труднее. Утром открыл файл и назвал его "Изобретение велосипеда" (я ведь собираюсь писать о тех вещах, о которых до меня писали, и, кажется, всё уже написали), задумался о том с чего начать и понял, что начинать нужно с нуля - иначе все узелки не развяжешь.

Тайцзи - не умение, не врождённое или приобретённое качество, не технический навык, не набор теоретических постулатов, не спорт и не оздоровительная система, не искусство боя и не философская школа. Всё перечисленное можно отнести к свойствам тайцзи, но ни одно из этих свойств не исчерпывает содержания. Что же такое тайцзи? Когда мы говорим о познании "тайцзи" - что именно познаётся?

Тайцзи - это состояние.

Да, но состояние чего? Сознания? Тела? Энергии?

Сознания, тела, энергии самого человека, но помимо этого - состояние окружающего мира: звука и движения, цвета и формы, становления и изменения, роста и увядания. Тайцзи присуще человеку в той же мере, что и миру.

Я не буду сейчас говорить о том является ли сказанное состояние предпочтительным по отношению к другим состояниям, важно понять что познаётся именно это - иное, отличное от регулярного (и - тем не менее - хорошо нам известное, как будет понятно в дальнейшем) состояние бытия.

Возникает вопрос: если это и в самом деле иное, принципиально отличающееся от обыденного состояние, доступно ли оно всем без исключения, доступно ли оно начинающим?

Важнейшая особенность тайцзи заключается в том, что даже малая тенденция к изменению - такая, которую ученик опознаёт как едва уловимое ощущение, несёт в себе целое. Начинающий говорит "Я что-то почувствовал", это означает, что в его поле восприятия появился новый объект - безымянный, и потому - невидимый. Интересно, что уже в этом первоначальном импульсе тайцзи присутствует в полной мере, но как бы - в свёрнутом, непроявленном состоянии.

При этом тайцзи не является чем-то исключительным, более того, сама эта первоначальная тенденция, эта малая перемена, которая наступает довольно скоро, переживается и помимо уроков, школ и традиций, даже теми, кто никогда не слышал самого слова "тайцзи".

В чём же тогда функция занятий?

Регулярные занятия развивают привычку к состоянию тайцзи и постепенно углубляют его.

Со временем мы учимся легко возвращаться к нему и - что немаловажно - находиться в его поле более или менее постоянно - ведь состояние это может быть как поверхностным, почти незаметным, так и глубоким настолько, что сквозь привычный, обыденный мир просвечивает то, что находится обычно за кулисами, и свет этот порой так ярок, что мир может показаться неузнаваемым.

Такое - далеко уводящее - состояние является разновидностью самадхи, но особенность тайцзи в том и заключается, что самадхи адепта имеет хвостик или ниточку, которая пронизывает все сферы его жизни, и поэтому находится всегда рядом - даже в самых сложных, отличных от медитативного расслабления ситуациях.

На вопрос сколько во всём этом китайского ответить легко - если принять во внимание, что мы говорим о самом смысле тайцзи, а не о проявлениях и эффектах смысла. Тайцзи - не более и не менее китайское явление, чем любое другое явление, изначально присущее человеку и миру. В тайцзи столько же китайского, сколько в законах темперации - немецкого. Понятно, что во времена Баха его музыка выглядела абсолютно, беспрекословно немецкой, зато теперь, после блистательной записи кантат с Маасаки Судзуки, мы можем с полным основанием полагать, что Бах говорит и по-японски.

Специалисты-музыковеды могут возмутиться: если всмотреться в Баха пристальнее, нельзя не отметить, что форма черепа, профиль, вероисповедание, семейное положение, а главное - язык, всё это имеет безусловно исконно немецкие формы, но если мы всмотримся ещё пристальнее, и ещё, мы увидим, что Бах - прежде всего - человек, а уж потом - немец. С самого близкого расстояния (а нас ведь именно это интересует, не правда ли?) немца в Бахе разглядеть не удастся вовсе.

То же и тайцзи - можно практиковать, одевшись китайцем, и это безусловно привлечёт внимание публики. Можно также загримироваться, подкрасить кожу и загнуть уголки глаз, всё это может произвести впечатление, но нисколько не прибавит самой практике.

Другое дело, что наука о тайцзи (нарративная её часть) в самом деле имеет китайский акцент, но это - дело поправимое, и я убеждён, что в течении ближайших лет положение изменится - ведь оно стремительно меняется уже сейчас. Двадцать лет назад, когда я начинал интересоваться китайскими практиками, ситуация в этой области была катастрофической - особенно ясно мы видим это теперь, листая старые научные сборники и популярные брошюры, изданные во Франции и США.

На полках книжных магазинов серьёзная литература по цигун и тайцзи до сих пор соседствует с учебниками чёрной магии и брошюрами из серии "Как за 30 минут получить Нобелевскую премию и избавиться от морщин", но и тут, видимо, перемены неизбежны.

Я уверен, что через 30-40 лет тайцзи в наших парках станет не менее популярно, чем в Китае. Возникнут новые - некитайские - стили и направления, не уступающие "аутентичным" собратьям.

Правда в том, что сейчас это невозможно - и вот почему: для того, чтобы искусства эти развивались, нужна благоприятная почва. Для того, чтобы на Западе появились некитайские мастера (я имею в виду настоящие Мастера, а не те, кто называет себя таковыми), они должны вырасти в мире (стране, городе), где тайцзи - часть повседневной жизни, и - что важнее - часть повседневного сознания.

Именно поэтому нам приходится обращаться за наукой к китайцам, а вовсе не потому, что тайцзи - явление китайское априори.

Конечно, тайцзи могло возникнуть только в Китае, как, скажем, Дхарма могла появиться в своём первоначальном виде лишь в Индии. Но так же точно, как былинки Дхармы - на сандалиях путешественников - сумели пересечь океан и утвердиться на новой почве, тайцзи способно пустить корни где угодно.

Итак, мы выяснили, что тайцзи - состояние, а не искусство боя или оздоровительная гимнастика, и состояние это не имеет национальных, половых, культурных признаков, не зависит от страны проживания, образования адепта, его политических воззрений, IQ, т.п...

Но если тайцзи - это "состояние", а не, к примеру, гимнастика для пенсионеров, почему сами пенсионеры видят лишь свою сторону медали? Почему специалисты рукопашного боя изучают тайцзи, чтобы развить боевые навыки (например, Сергей Бадюк, которого трудно заподозрить в желании выдать желаемое за действительное), почему уданские даосы утверждают, что тайцзи - это способ алхимического превращения, а Мастер Ван Фулай не устаёт повторять, что тайцзи - это прежде всего жизненная позиция?

Обретая форму, тайцзи воплощается в том или ином виде. Проявления тайцзи, способы его манифестации - неисчислимы.

Можно быть тайзци-поваром или тайцзи-поэтом. "Тайцзи-цюань" - как следует из самого названия - "тайцзи в форме боевого искусства". Когда говорят, что тайцзи - это гимнастика, имеют в виду определённый аспект единого принципа.

Тайцзи "выходит на публику" в разных одеждах, поэтому сказать что такое "истиное тайцзи" невозможно.

Сказанное не означает, что у нас нет критериев, чтобы распознать присутствие тайцзи. Когда мы говорим, что тайцзи - состояние, не исчерпывающееся собственными свойствами и эффектами, речь не о том, что тайцзи - нечто расплывчатое и невнятное. Напротив, это - совершенно определённое, узнаваемое - как в себе, так и в других - состояние (как, например, состояние приятной сытости, которое известно нам не по-наслышке, при этом с трудом поддаётся описанию).

Более того, в нашем распоряжении имеется символическая "карта" этого состояния: т.н. "схема тайцзи" (кит. тайцзиту), широко известная в народе как "инь-янка". Этот простой (как всё гениальное) - в две загогулины - чертёжик описывает всё.

Что значит "всё"? Так-таки всё? Всё-всё?..

Ладно, не всё. Только то, что имеет отношение к миру изменений. То есть... всё, что люди способны себе представить, пережить и совершить, оставаясь людьми.

Всё остальное (то, например, что человек способен пережить в состоянии Будды) остаётся за бортом. Именно поэтому схема эта называется "Схемой Великого Предела" ("тай" - "Великий", "цзи" - "Предел").

У состояния этого есть предел, оно не беспредельно, но предел этот - шире, чем что бы то ни было. Будь я настроен романтически, я бы сказал, что имеется тенденция к расширению этого состояния до "последних" пределов, доступных человеческому восприятию.

В состоянии тайзци мир познаётся как процесс, совокупность процессов, каждый из которых в свою очередь можно представить в виде совокупности процессов. И так - до бесконечности.

Это и есть тайцзи - когда мы видим мир не в виде груды предметов и череды внезапных событий, а в виде единого процесса, который на любом этапе можно представить в виде совокупности составляющих его, как бы - встроенных в него, взаимозависимых, взаимосплетённых процессов.

Этот аспект тайцзи легко объяснить на примере дерева: ствол, листья, корни - мы можем рассматривать их по-отдельности, не забывая при этом, что они - неотъемлимые части чего-то единого, того именно, что мы называем "деревом". При этом само дерево также - часть некой системы отношений, оно не встречается в природе само по себе, отдельно от почвы, воды, воздуха, кругооборота веществ, солнца, и т.д.

Так и окружающий нас мир - нет ничего отдельного, всякая, даже самая удалённая его часть имеет связь с любой другой частью (и при определённой настройке нашего внутреннего зрения - не отличается от любой другой части, не является чем-то другим, "вторым" по отношению к "первому", отличным). Более того - нет никаких "частей", "вещей", "предметов", но есть процессы.

Дерево - не дерево, а Нечто Эдакое, которое в данный момент "деревенеет" (возможно, минуту спустя оно же "оземленеет" или "оводянеет"). Человек - Нечто Эдакое, которое (я о себе говорю) в данный момент "выплясывает", "кивает в такт музыке" и "балдеет" и т.д. и т.п.

Какой бы процесс мы не рассматривали, его можно представить в виде череды изменений двух основных архетипов - инь и ян.

Есть в этом положении умозрительная часть - когда мы таким образом мыслим и концептуализируем действительность (таким образом поступали и поступают миллиарды китайцев), и - условно говоря - тактильная, когда мы таким образом чувствуем, ощущаем себя и мир, и ведём себя - соответственно.

Разрабатывать концепции на основе этого принципа достаточно просто (учитывая, что вещи и в самом деле чаще всего ведут себя так, как ожидается). Вот, например, схема инь-ян применительно к смене времени суток:



Ощущать, переживать мир таким образом (и - главное - распознавать свои ощущения, знать их) - совсем не просто, этому учатся.

И тут нам придётся говорить уже не о тайцзи как таковом, а об одном из способов его бытования в мире и, поскольку более или менее подробно я знаком лишь с одним из этих способов (а именно - тайцзи-цюань), то и говорить будем о нём.

Прежде, чем мы поймём каким образом изучают тайцзи-цюань, имеет смысл задать ещё один непростой вопрос, который китайцу показался бы неуместным или забавным, но для среднестатистического жителя наших городов остаётся вполне актуальным:

ЗАЧЕМ?

На уроках этот вопрос чаще других задают ивритоязычные сограждане, люди, которые родились и выросли в Израиле, для которых - на уровне инстинкта, подкорки - всё, за что платят деньги автоматически попадает в раздел "купли-продажи". Если ты хочешь, чтобы я заплатил, убеди меня, продай: расскажи как это хорошо и что я получу, когда заплачу за это.

Для того, чтобы на первом же занятии не ввязываться в эту - нелепую и в самом деле довольно забавную - ситуацию, я установил для себя простое правило из двух пунктов:

1. В течении первых двух недель (или месяца - в зависимости от различных факторов) ученик не платит за занятия ни копейки.

2. Я не отвечаю на вопрос "зачем заниматься тайцзи-цюань?". Когда мне задают этот вопрос, я предлагаю человеку поискать ответы в интернете или в книгах, спросить у тех, кто занимается уже несколько лет и т.п.

Первый пункт снимает момент "нарушенной обязанности": ты не платишь мне, и, стало быть, не можешь требовать от меня выполнения обязанностей рекламного агента (каковые тебе кажутся уместными и естественными для преподавателя, и я это понимаю, но помочь ничем не могу).

Неукоснительное соблюдение второго пункта - одна из причин, по которым 90% учеников моей школы говорят по-русски. То есть, за шесть лет существования школы на наши занятия приходили (и продолжают приходить) коренные израильтяне, десятки (из сотен) возвращаются на второе занятие, единицы заниматься месяцами и лишь немногие продолжают заниматься годами.

Понятно, что причины такого положения - не только в том, что я принципиально отказываюсь "продавать" тайцзи, но и в манере моего преподавания в целом. Одна из тех вещей, которые трудно понять (и - главное - принять) человеку, выросшему в Израиле: для того, чтобы изучать тайцзи, недостаточно платить за это.

Нужно ещё и заниматься.

Нужно заниматься не только на уроках, но и дома.

Желательно - каждый день.

Самому.

Этот порог - первоначальной обкатки, утруски, настаивания - непреодолим для большинства людей, выросших в тепличных условиях израильского общества. Об этом можно говорить долго, проблема правильного "старта" продолжает занимать меня все эти годы, не стану углубляться, скажу только, что из всех знакомых мне здешних преподавателей тайцзи-цюань я - единственный, кто не только настаивает на самостоятельной работе учеников, но и в течении первых нескольких месяцев выгоняет всех тех, кто не следует этому простому - но жизненно необходимому - правилу. При таком отношении к процессу обучения удивительно не то, что у меня мало коренных израильтян, а то, что у меня вообще есть ученики.

Разумеется, если бы для меня была важна коммерческая сторона дела, я бы просто не мог позволить себе такого отношения к обучению. Но - поскольку я никак (или почти никак) не завишу от количества учеников и денег, которые они мне платят, в какой-то момент я принял решение, что буду вести эти занятия только в одном единственном случае: если они мне самому будут приносить пользу и удовлетворение.

В этом смысле мой эксперимент можно считать удавшимся в полной мере. С тех пор как я принял сказанное решение, мне ни разу не доводилось вести урок "через силу", нехотя, я не отношусь к преподаванию как к тяжёлой, нудной работе, несмотря на то, что преподаю пять дней в неделю по два, три, иногда - четыре часа в день.

Итак, надеюсь, мне удалось ответить на вопрос "зачем это делаю я". Если сократить ответ до одного предложения, то оно вот: "я делаю это ради собственного удовольствия".

Зачем это делают другие?

Если мы рассмотрим весь спектр мифов, окружающих тайцзи, то довольно быстро выяснится, что ожидания редко соответствуют действительности.

Миф №1. Тайцзи-цюань - это для того, чтобы успокоиться.

Эта история с "успокоиться", кажется, характерна именно для Израиля. По крайней мере я никогда не встречал среди представителей других государств желающих "успокоиться" при помощи тайцзи-цюань.

Время от времени ко мне приходят такие нервные граждане. К счастью надолго они, как правило, не задерживаются.

Миф №2. Тайцзи-цюань - оздоровительная гимнастика.

Тут всё гораздо сложнее. Этот миф - в отличии от предыдущего - настолько прочно утвердился в массовом сознании, что даже преподаватели и врачи привыкли ездить на этом коньке.

В самом деле, здоровье адептов тайцзи улучшается, причём улучшение это может произойти скачкообразно. Скажем, даже при наличии какого-то хронического заболевания человек может почувствовать значительное облегчение после первых занятий.

Сам я более десяти лет не хожу к врачам и не принимаю лекарств. Единственное исключение, которое я сделал за эти годы - стоматолог. Пятнадцать лет курения и пять лет жизни на Крайнем Севере сделали с моими зубами такое, что даже тайцзи не в силах поправить.

Верно то, что человек, который долго и - главное - правильно использует тайцзи, становится здоровым.

И всё же заниматься тайцзи "ради здоровья" - всё равно, что заказать вкусное блюдо в ресторане ради кальция, который содержится в одном из его ингредиентов.

Если вы хотите поправить своё здоровье, используя методы китайской медицины, имеет смысл заняться оздоровительным цигун.

Кроме того, для того, чтобы добиться устойчивого эффекта, недостаточно просто ходить на занятия. Мы болеем меньше других не потому, что занимаемся тайцзи, а потому, что тайцзи приводит к такому состоянию, когда ты "видишь" себя настолько хорошо, что приобретаешь способность регулировать внутренние процессы.

Поскольку такое "видение" выходит далеко за пределы возможностей и средств "оздоровительной гимнастики", самым парадоксальным образом те, кто занимается тайцзи "ради здоровья" чаще всего не добираются до тех его аспектов, которые и в самом деле способны изменить коренным образом реакции организма.

Здоровье - побочный эффект занятий тайцзи, но не цель этих занятий.

Среди мифов о тайцзи-цюань особое место занимают истории, связанные с боевыми навыками мастеров и «продвинутых» адептов.

Миф №3. Тайцзи-цюань - непревзойдённая система рукопашного боя.

Называя тайцзи-цюань «боевым искусством», мы тем самым частенько вводим новичков в заблуждение. Тот, кто видит в «боевом искусстве» некую изощрённую разновидность мордобоя, морщится и осторожно интересуется нельзя ли «боевую» часть оставить хамам и прирождённым громилам, а изучать лишь утончённую дисциплину, связанную с «духовным преображением». Те же, кто наслышан о «чудесных» способностях китайских «дедушек», убивающих прикосновением или взглядом, после первого же занятия спрашивают когда же мы перейдём, наконец, к делу, оставив все эти скучные «плавающие движения» девочкам.

Для того, чтобы разобраться в этом вопросе, придётся вкратце рассмотреть этимологию и смысл китайского понятия о боевом искусстве, пользуясь изысканиями современных учёных (прежде всего – А. Маслова и В. Малявина, каждый из которых не только является авторитетом на академическом поприще, но много лет изучает боевые искусства в качестве адепта).

Китайское «боевое искусство» - вовсе не «искусство рукопашного боя» или «свод боевых навыков».

Слово ушу, которое сегодня, к сожалению, частенько ассоциируется с современным спортом, «стало употребляться в Китае с III века, но уже тогда означало для китайцев вовсе не способы ведения боя» (А.Маслов, «Духовные корни китайского ушу»).

Слово ушу состоит из двух иероглифов - 武術 (упр. 武术).

Второй из них - 術 (术) - шу - можно перевести как «искусство», однако это не то «искусство», которое мы имеем в виду, говоря «искусство художника» или «искусство составления букета». Слово шу имеет оттенок, который придаёт ему совершенно определённый смысл: «так, например, назывались ритуальные действия императора, когда он поклонялся Небу, а так же технические приёмы древних даосов, выплавляющих алхимическую пилюлю.» (Маслов)

Таким образом, речь идёт не об «искусстве» как о неком умении или владении тем или иным техническим приёмом, а о выявлении глубинных корней того или иного явления, и в конечном счёте – постижении своих собственных корней.

Тут можно возразить, что одно автоматически влечёт за собой другое, что «искусство» в смысле «умение» всегда означает достаточно глубокое погружение и осознание происходящего. Однако, в нашем случае «владение» или «умение» становится лишь побочным эффектом шу. То есть, китайские дедушки действительно умеют убивать прикосновением, но они учились не этому.

Шу – это «дальний прицел». Те, кто полагают ушу неким комплексом боевых упражнений или эффективной системой драки, обычно и не предполагают, что для этого у китайцев имеется совершенно другое понятие, бытующее в иной плоскости. Если кто-то хочет научиться «драться», или освоить какой бы то ни было способ поединка, или умению «защитить себя на улице», или просто наносить мощный удар, для этого не требуется шу, но довольно цзюньши сюньлянь - воинской тренировки или тренировки рукопашного боя.

«Теперь не будет удивительным узнать, что в китайской традиции истиный смысл ушу отчётливо противопоставляется как рукопашному бою, в особенности спортивным его вариантам, так и физической культуре, различным методикам оздоровления» (Малявин)

Шу – это полная трансформация тела и личности, это – то место или то измерение, где сила человека уподобляется силе самой природы.

«Те, кто упражняются в рукопашном бое, уповают на физическую силу. Те же, кто постигают ушу, заботятся о питании жизненной силы и поддержании духа, движения свои направляют волей, а раскрытия силы достигают через дух» (Мастер Сюэ Дань)

Для того, чтобы понять смысл иероглифа у 武 в ушу, нам придётся обратиться к одному из коренных понятий китайской культуры – а именно бинарной оппозиции «культурное» и «боевое» или «гражданское» и «военное».

Как это часто бывает у китайцев, слова ведут туда, где смысл их утончается и растворяется в сиянии образов: «в течении многих столетий правители и чиновники, аристократы и воины, художники и поэты Поднебесной искали равновесие между двумя основополагающими началами жизни человека – «гражданским» или «культурным» или «духовным» (вэнь) и «военным» или «боевым» или «вещественным» (у)» (Маслов).

Рассматривать у отдельно от вэнь - всё равно что говорить о ян отдельно от инь.

В обиходе китайского мышления имеется множество отражений первоначал инь и ян: таковы, например, "мужское" и "женское", "твёрдое" и "мягкое", триграммы кань и ли, Небо и Земля, и в данном случае – вэнь и у.

Вэнь – это не просто «гражданское» или «духовное», это нечто такое, что опосредует связь Человека и Неба. Условно можно было бы назвать вэнь – внутренним началом, позволяющим человеку культивировать себя. Вэнь для нас – это всё, что связано с «внутренней работой», включая методы исследования ци и сам по себе характер укрепления, вскармливания гунфу.

У – некое внешнее проявление вэнь.

Проще говоря, у – это функция вэнь.

Вэнь – внутреннее, у – внешнее.

Вэнь (грубо говоря) – цигун, у – занятия в парах (туйшоу).

Вэнь – сущность человека, у – поведение (в самом широком смысле), проявление человека в мире.

«Если попытаться дать определение той практике, которая породила традицию боевых искусств Китая, мы могли бы сказать, что имеем дело со своего рода духовным деланием, которое соединяет в себе созерцание и действие (вэнь и у)» (Малявин)

В каждом стиле ушу существуют свои представления о вэнь и у. Например, в шаолиньцюане имеются даже отдельные комплексы, которые так и называются «восемь вэнь» и «восемь у».

У в ушу означает, что мы непосредственно исследуем корни собственной животной агрессивности, обыденного воинственного поведения в мире людей, и превращаем эту энергию в умение «пребывать» в мире, а не «конкурировать» с ним. Мы начинаем с внешней формы, и приходим к исследованию существа человека и жизни вообще.

Если бы мы изучали не тайцзи-цюань, а йогу, где взаимодействия между людьми исследуются не в первую очередь и отличным от нашего способом, мы могли бы назвать своё искусство «вэньшу».

Таким образом, у в ушу означает всего лишь способ осуществления шу.

Говоря о тайцзи-цюань как о разновидности ушу, я имею в виду трансформацию человека при помощи изменения его формы.

Вначале мы изучаем вай-дань – внешние способы, которые укрепляют тело и позволяют ци беспрепятственно циркулировать по меридианам и коллатералям. Изучение и ежедневная практика вай-дань приводит к тому, что человек начинает ощущать ток ци в виде разного рода косвенных признаков.

У него появляется инструмент восприятия, который позволяет нам мало-помалу вводить техники нэй-дань (внутренней работы, которая далеко не всегда обладает видимой, внешней формой).

Эту деятельность можно условно назвать вэнь – или «культурной» частью программы.

Всё, что касается практики работы в парах, исследования различных способов взаимодействия между людьми, включая разновидности силы цзинь относится к у – здесь мы учим тело, и прежде всего наше телесное-бессознательное реагировать на внешние напряжения определённым образом.

В тайцзи-цюань невозможно воспитать вэнь без практики у, и – наоборот.

«Всё, сказанное выше приводит к выводу, что в традиции китайских боевых искусств мы имеем дело с чем-то, что бесконечно превосходит собственно «искусство», вообще всякую предметную практику с её разнообразными атрибутами: навыком, умением, техническим знанием и проч. Речь идёт о некой целостной одухотворённой практике, несводимой к тому или иному предметному, познаваемому содержанию. Отсюда и совершенно особые трудности, связанные с именованием традиции так называемых боевых искусств в Китае. Для этих традиций нет вполне приемлимого обозначения не только в европейских языках, но даже и в китайском {…} Ещё и сегодня занятия ушу в Китае называют «тренировкой ради гунфу». Ещё и сегодня настоящий мастер традиционной школы – не только знаток рукопашной схватки, но также и врачеватель, знахарь, заклинатель духов, знаток обрядов, и его «духовные достижения» (то, что в Китае называют вэнь-гун) внушают не меньшее почтение, чем «боевые» (у гун).

Таким образом, в традиции боевых искусств Китая существует почти неприметная со стороны, но очень существенная грань, отделяющая истинного мастера от тренированного спортсмена.» (Малявин)

Миф №4. Тайцзи-цюань - спорт.

Какой же это миф? Известно, что тайцзи-цюань сегодня не просто спорт, но - спорт, признанный Олимпийским комитетом. С некоторых пор на международных Олимпиадах раздают медали - золотые, серебрянные и бронзовые - за "правильное" выполнение формы. Так что, извини-подвинься: для большей части народонаселения это - спорт, тут даже спорить не о чем.

Верно.

Увы.

Если даже самые известные и уважаемые Мастера (Чень Женлей или Чень Сяован) выступают теперь в спортзалах и с удовольствием принимают медали из рук чиновников от ушу, что говорить о миллионах китайцев?

Есть у меня знакомые, которые воспринимали и воспринимают ушу лишь в спортивном варианте, не понимают и не готовы обсуждать остальные возможности. На нас, отщепенцев они поглядывает свысока: мы не закладываем ноги за уши и не умеем садиться в шпагат. Понятно, что с их точки зрения наше тайцзи выглядит доморощенным, неуклюжим.

В самом Китае говорят, что сегодня есть "спортивное" и "парковое" тайцзи-цюань. Кое-кто, правда, замечает, что помимо "спортивного" и "паркового" есть ещё "настоящее" тайцзи-цюань, и повстречать Мастера такого искусства можно как в спортзале, так и в парке. Но, поскольку ориентиры сдвинулись и всё здание традиционных китайских практик перекосилось, далеко не всегда понятно что именно "настоящее" и как отделить зёрна от плевел.

Раньше говорили: есть "спортивное" и "традиционное" ушу. Но в последние годы стали популярны чемпионаты по "традиционному" ушу. То есть, теперь есть "спортивное ушу" и "спортивное традиционное ушу".

Почему бы нам с этим не смириться?

В самом деле, понятно ведь куда и откуда дует? Зачем плевать против ветра? Почему бы не назвать наши занятия "спортивными" и вообще - что плохого в спорте?

Ничего плохого.

И ничего общего с тем, чем мы занимаемся.

Ну, то есть - совершенно, абсолютно ничего.

Возможно, человеку, который смотрит на всё это издалека, может показаться, что я преувеличиваю - тут движения, и там - движения. Тут - красиво, плавно, и там (даже красивее и плавнее, чего греха таить).

Нет.

Ничего общего.

Для того, чтобы объяснить почему, придётся начать издалека.

Внутреннее понимание процессов и законов их развития в тайцзи-цюань кардинально отличается от обыденного понимания, прежде всего - общественного, социального.

В тайцзи-цюань нет ничего такого, что мы должны довести до кульминации или логического предела, и - по окончанию - получить результат в виде плода своих действий.

Форму тайцзи-цюань можно "делать", но нельзя "сделать" - в смысле "закончить", "завершить". То же можно сказать и о каждом отдельном движении формы - отдельные движения существуют только в воображении начинающего - для облегчения понимания формы. На самом же деле, при выполнении формы нет ни перерыва между ними, ни какого-либо вычленения того или иного движения в качестве индивидуального, независимого от остальных.

Форма тайцзи-цюань - это одно длящееся движение, хоть мы и говорим о 99 движениях ("большая" форма стиля Чен Панлин), составляющих её. Более того, форма тайцзи-цюань не оканчивается в момент прекращения физического движения - её действие продолжается и на следующий день, и на следующей неделе. Именно поэтому в тайцзи-цюань важна цикличность: только регулярные занятия позволяют форме укорениться в нас настолько, что она становится постоянной структурой, существующей в организме - на равных правах с инстинктами или естественными процессами - такими как приём пищи или сон.

Во время выполнения формы мы не стремимся "закончить", "сделать" что либо, и в этом смысле тайцзи-цюань есть нечто такое, что учит нас постижению процессов в том виде, в каком они существуют в природе, а не в сознании. В природе не существует дискретных процессов, мы сами создаём некую иллюзию дискретности - воспроизводя в сознании некие установки, которые кажутся нам единственно верными лишь по той причине, что нам не известны никакие иные.

Для того, чтобы пояснить сказанное, я воспользуюсь несколькими аналогиями.

Условно назовём две кардинально противоположные (и в этом смысле - идеальные для наших целей) точки зрения или модели поведения как "Западная" и "Восточная" - при этом должно быть совершенно ясно, что дело тут не в географии, а в установках сознания.

1) Секс. Обыденное или "цивилизованное", или как мы договорились называть это - Западное отношение к процессу сексуального акта весьма отличается от Восточного. Интересно, что в данном случае можно условно определить две основные установки в отношении сексуального акта как Женская и Мужская. Не секрет, что Западный мужчина занимается сексом ради оргазма и эякуляции, в которых видит единственно возможный результат. Восточный мужчина или Женщина (как Западная, так и Восточная) занимается сексом ради самого процесса и умеет превратить сексуальный процесс в один непрерывно длящийся оргазм.

Перенос внимания с результата на процесс (в отношении секса - отказ от эякуляции) - нечто такое, что абсолютно меняет не только одну конкретную сторону жизни, но - поведение человека в целом.

Нечто подобное происходит и в тайцзи-цюань: мы выполняем форму ради самого процесса выполнения, результат присутствует в самом действии, и он наступает ежемгновенно, прямо теперь. Для того, чтобы получить от тайцзи-цюань максимальное наслаждение и максимальную пользу, нам нужно не только и не столько "понять" этот принцип, сколько - осуществить его телесно, и тогда отношение к процессам - любым процессам, в которых мы участвуем в жизни - изменится кардинально.

Наслаждение жизнью "прямо теперь" вместо действия ради отсроченного результата (чаще всего - мифического, никогда не наступающего в действительности) - это и есть тайцзи-цюань.

2) Религия. Христианское мировоззрение, занимающее сегодня центральное положение в сознании Западного человека - вне зависимости от его формальной религиозности - также ориентированно на отсроченный результат.

Западный человек готов страдать в Этой жизни (и заставить страдать других, поскольку эта идеальная отсроченная цель якобы оправдывает все средства), чтобы накопить некий фонд религиозных заслуг для жизни Будущей, загробной.

Восточный человек стремится к тому, чтобы Рай наступил прямо теперь - причём не только для него самого, но и для всех, кто вовлечён в совместные с ним процессы (махаяна).

Понятно, что в данном случае определения "Западный" и "Восточный" приобретают крайнюю степень условности - скажем, Мейстера Экхарта или Якоба Бёме, несмотря на их несомненный "западный" статус, я без колебания назову Восточными людьми, а миллионы китайских коммунистов, которые способны замучить кого угодно ради наступления Светлого Завтра - имеют Западную ориентацию сознания.

Обе приведенные аналогии позволяют лишь приблизительно понять в каком смысле тайцзи-цюань ориентирована на процесс, а не на результат. Для того, чтобы узнать этот механизм изнутри, телесно, нужно позволить себе сосредоточиться на процессе выполнения формы настолько, что все остальные процессы станут почти невесомы, почти невидимы и неощутимы.

Как только это произойдёт, тайцзи-цюань перестанет быть набором форм или движений и станет тем, чем в действительности является.

Конечно, такая установка кардинально противоречит стратегии спортивных "целей" и "достижений". Между "делать" и "показывать" в нашем случае - непреодолимая пропасть, тем более глубокая, что её наличие распознаётся не всеми и не сразу.

Теперь, когда мы выяснили, что тайцзи не поддаётся однозначной категоризации, и даже его производные невозможно втиснуть в рамки привычных представлений, становится понятно почему я избегаю ответов на "общие" вопросы вроде "зачем заниматься тайцзи-цюань?".

Зато я могу попробовать рассказать - хотя бы в общих чертах - каким образом изучают тайцзи-цюань.

Вернее - как это преподают.

Вернее - как я это преподаю, поскольку не существует, разумеется, никакой общепринятой системы или всемирной "тайцзи-методички". Есть некие общие рекомендации, которые разнятся от школы к школе, есть классические тексты и сопровождающие их канонические комментарии авторитетных мастеров и современных исследователей тайцзи.

Стиль и методы преподавания чаще всего наследуются по традиционной линии: нередко можно услышать: "Именно так преподавал учитель моего учителя". При этом система преподавания за последние века претерпела немалые изменения. Я сейчас не имею в виду превращение тайцзи-цюань в спорт, которое привело к возникновению особых методов преподавания (сам я имел удовольствие в течении продолжительного времени наблюдать как преподаватель, ориентированный на подготовку тайцзи-спортсменов, значительную часть времени, отпущенного на занятия, посвящал науке зарабатывания баллов на соревнованиях, а в качестве "особого секрета тайцзи-цюань" поведал как-то, что под конец выступления, мол, внимание судьи естественным образом рассредотачивается, поэтому если ты рассчитываешь на медаль, то должен как следует проработать первую часть формы, тогда как вторая может идти "на автопилоте").

Стиль жизни изменился кардинальным образом - как на Востоке, так и на Западе, нет никакого смысла в том, чтобы слепо копировать старинные методы. В девятнадцатом столетии порой адепта обязывали выполнять форму по двадцати раз на день. Понятно, что сегодня мы не можем требовать от учеников ничего подобного. Да и не верю я, что человек, который занимается тайцзи-цюань круглыми сутками и делает это не в течении недели или месяца, а - годами и десятилетиями, развивает тайцзи. Если вы перестанете читать книги, слушать музыку, встречаться с друзьями и прогуливаться с собакой по вечерам, качество вашего тайцзи не улучшится, а – наоборот – ухудшится. Впрочем, это - моя личная точка зрения, которая, как вы догадываетесь, может не совпадать с общепринятой.

Изменилась структура человеческих связей, и - соответственно - смысл традиционных отношений "учитель-ученик" в самом Китае. Никто не готов больше десятилетиями подметать дворик в ожидании наставлений, сами учителя вряд ли готовы, как встарь, предоставить ученикам стол и кров. Нечего и говорить, что преподавание тайцзи в других странах - как западных, так и восточных - требует принципиально иного подхода. Мне доводилось беседовать с японским преподавателем (с 60-х годов прошлого века там существует довольно большая школа тайцзи-цюань того же стиля, какой преподаю я сам), из его слов я понял, что в Японии тайцзи преподают совсем не так, как в Китае.

Если японцы в этом отношении разительно отличаются от китайцев, что говорить об израильтянах?

Преподавать тайцзи в Израиле - особое искусство, которое нам предстоит развивать, возможно - в поколениях. Сам я, увы, не могу похвастаться обширными успехами в этой области. Как уже было сказано, подавляющее большинство моих учеников - выходцы из России или других стран. Возможно, для того, чтобы преподавать коренным израильтянам и не чувствовать при этом, что "гонишь туфту", нужно родиться и вырасти здесь, в Израиле. При этом я не перестаю надеяться на то, что положение мало-помалу изменится, поскольку не вижу никаких объективных причин для социальной дискриминации в отношении тайцзи. Я уверен, что дело не в израильтянах, а во мне, и готов к изменениям - но не в ущерб качеству преподавания.

Постоянный поиск баланса в отношении качества занятий - с одной стороны и реальной возможности учеников воспринимать и "переваривать" материал - с другой, привели в итоге к организации двух параллельных процессов обучения.

Можно сказать, что внутри нашей школы имеются сегодня два различных потока: назовём их условно - "два факультета". Во многом они пересекаются. Во многом - разнятся. Ученики имеют возможность выбора - в соответствии с личными склонностями и физическими возможностями. Они также имеют возможность переходить с одного потока на другой или просто посещать уроки "параллельного" курса. На стоимость обучения выбор не влияет, несмотря на то, что занятия на одном из этих "факультетов" иногда в полтора-два раза длиннее, чем на другом. Качество занятий не различается.

Разница между ними лишь в том, что студенты одного из "факультетов" помимо всего прочего изучают медитацию нэй-дань. Это означает, что они тратят на ежедневную домашнюю практику приблизительно в два раза больше времени.

Признаться, вначале я был уверен, что эта часть практики будет доступна немногим энтузиастам. К моему удивлению на сегодняшний день половина моих учеников занимается этим, и большая часть тех, кто принадлежит другой половине подумывает о том, чтобы присоединиться к первой.

Что же такое "нэй-дань"?

Нэй-дань (内丹): буквально - "внутренний элексир", "внутреннее средство", "внутреннее снадобье" или - шире - "внутренняя алхимия") - способ трансформации человека путём изучения, контроля и развития внутренних процессов.

Существует множество разновидностей нэй-дань: для даосов нэй-дань - это поиск бессмертия, для буддистов - часть буддийской йоги, позволяющая адепту прийти к состоянию, наиболее благоприятному для осуществления Дхармы.

Внутри буддийских, даосских и конфуцианских систем существовали и существуют колоссальные различия в понимании процессов нэй-дань между школами, порой даже между мастерами одной школы.

Как я уже писал здесь, прежде чем приступать к нэй-дань, требуется посвятить какое-то время вай-дань (или "внешним способам"). На самом же деле нэй-дань и вай-дань - две стороны одной медали. Даже самые "воинственные", казалось бы, не предназначенные для самоуглубления разновидности китайского ушу имеют в основе практику нэй-дань. Если мы вспомним о том, что в Китае боевые искусства развивались при активном содействии буддийского или даосского духовенства, последнее обстоятельство не покажется удивительным.

Нэй-дань - совокупность методов, среди которых особое положение занимает т.н. "сидячая" медитация. Адепт начинает с изучения тех же элементарных упражнений, каковые в традиционной буддийской практике относят к методам "шаматхи" - слежение за дыханием, подсчёт дыханий, телесное внимание и так далее. Затем мы учимся распознавать движение и естественное накопление ци в т.н. "даньтянях", мало-помалу осваиваем намеренное перемещение ци - как внутри тела, так и снаружи. Вторая часть (или - второй аспект) практики нэй-дань соответствует буддийской "випашьяне" и требует отдельного разговора.

О том что такое "ци" и зачем учиться осознанно с ним управляться, я также не стану здесь рассказывать.

Во-первых, это - настолько обширная тема, что самая скромная попытка описания техник и способов, которые мы используем, не уместится и на страницах увесистого тома.

Во-вторых, сегодня в открытом доступе столько информации на этот счёт (зачастую неправдоподобной и противоречивой), что не хочется добавлять в эту копилку ни цента.

Единственное что я хотел бы добавить о нашей практике нэй-дань: она настолько прочно увязана со всеми остальными аспектами наших занятий, что я обучаю этому только тех, кто заинтересован изучать систему в полном объёме.

То есть - можно изучать тайцзи-цюань, не изучая при этом нэй-дань, но не наоборот.

Если нэй-дань - иньская, скрытая сторона дела, то вай-дань - "внешние способы", то, что доступно для изучения всем и каждому.

Вот несколько тезисов, которые не объясняют совершенно системы преподавания вай-дань, но дают о ней всё же какое-то представление:

1. Мы не используем в наших занятиях «упражнений» и «приёмов».

Тайцзи-цюань – не набор техник, форм и приёмов. Понятие тайцзи-цюань можно условно свести к некому первопринципу, который мы воплощаем в каждом конкретном человеке, при этом изменяя природу самого человека. Говоря «изменяя природу человека», я имею в виду природу в буквальном смысле – тело, сознание, мироощущение, отношения с окружающей действительностью и с самим собой.

Все до единой формы, техники, разновидности оружия, способы цигун – всё это инструменты, позволяющие нам контролировать этот процесс. При этом ни одна из этих техник или форм не является самоцелью, ни одна из них сама по себе не воплощает принципа тайцзи-цюань. Принцип этот воплощает только и исключительно сам человек - в себе самом, а после, по прошествии какого-то времени - и в других.

Это значит, что можно годами и десятилетиями выполнять форму, не занимаясь при этом тайцзи-цюань, а можно идти по улице или сидеть на лавочке или говорить с приятелем или танцевать на дискотеке или пробираться сквозь густой кустарник или улыбаться в ответ незнакомой девушке... – будучи при этом средоточием тайцзи-цюань, воплощением этого принципа в мире людей.

2. Формы и техники не являются УПРАЖНЕНИЯМИ, но являются ЭЛЕМЕНТАМИ системы научения.

Элементы эти становятся действенными не в результате механического повторения, именно поэтому они никогда не будут для нас «упражнениями» или «приёмами». Сами по себе они имеют силу только в качестве повода для внутренней работы – с полным осознанием и максимальным внутренним наполнением.

Условно их можно разделить на две обширные категории:

а) Основные элементы
б) Дополнительные элементы

Важно понимать, что все классификации в достаточной степени условны, они могут менять структуру, они существуют только для того, чтобы приблизиться к объяснию принципа преподавательской работы, который сам по себе, разумеется, гораздо шире всех и всяческих классификаций.

Деление всего множества элементов системы обучения на «основные» и «дополнительные» также не является жёстким:

Во-первых, «дополнительные» элементы могут – в зависимости от обстоятельств - стать «основными»;

Во-вторых, «дополнительные» элементы выбираются в зависимости от массы причин, в том числе и от конкретных возможностей того или иного человека. То есть, на каждом занятии, в зависимости от того кто именно из учеников присутствует, мне приходится варьировать количество и смысл «дополнительных» элементов.

а) Основные элементы – это то, что каждый из учеников способен использовать самостоятельно каждый день.

То, что мы делаем на каждом занятии, то, что ученик делает дома каждый день - самостоятельно: укладывается в час (для особо продвинутых - полтора, для энтузиастов - два и более) ежедневной самостоятельной работы.

Совокупность «основных элементов» – это некий порядок действий, который мы приняли в качестве формы ежедневной практики – он может и должен меняться со временем, он нужен нам как повседневная привычка, при этом мы ни в коем случае не должны относиться к выполнению той или иной формы как к «повторению». Мы не «упражняем» форму, мы развиваем собственные внутренние способности. Вначале, в первые годы практики представление об этих способностях туманно, поэтому нам и нужны все эти формы, от простого повторения мы приходим к состоянию тайцзи, когда форма перестаёт быть собой, но всякий раз меняется внутренне, оставаясь внешне подобной тому, что мы делали вчера и позавчера.

Основные элементы – это Ян. Это то, что лежит на поверхности, то, о чём мы всё время помним.

б) Дополнительные элементы – это то, что мы делаем только на занятиях - для того, чтобы прояснить те или иные тонкие аспекты тайцзи-цюань и сделать их частью ежедневной практики.

Весь комплекс дополнительных элементов представляет собой циклический процесс, когда тот или иной элемент может оставаться в забвении месяцами – пока преподаватель не решит заново к нему обратиться. Принимать решения о том в какой момент, кому и как давать это – сложная работа, которая требует подготовки и хорошего знания возможностей и потребностей каждого ученика.

Дополнительные элементы – это Инь. Это то, что может человеку несведущему показаться несущественным или таким, что проходит бесследно, и быстро забывается, но только это и позволяет основным элементам проявиться в полной мере.

Способ обучения основан на сочетании разнородных элементов в различных объёмах и вариантах. При этом важной составляющей каждого занятия является практика восприятия, которая включает в себя развитие особого рода интенсивного внимания.

Каждое занятие строится таким образом, чтобы внимание ученика не рассеивалось к концу занятия, а – наоборот – концентрировалось строго определённым образом и в определённом направлении. Это достигается правильным сочетанием элементов, правильным расположением их во времени, интуитивным ощущением состояния сознания каждого ученика в отдельности.

* * *

И, наконец, последнее.

Почему одни ученики легко принимают тайцзи и быстро адаптируются - как ментально, так и физически, тогда как другие постоянно балансируют на грани выбывания?

Что жизненно необходимо для развития навыков и существует ли нечто такое, без чего трудно или даже невозможно изучать тайцзи?

Ответ способен озадачить. Всё, что нам требуется - одно-единственное качество, одна способность, один параметр:

Интерес.

Вы можете быть слабым и неразвитым физически, неустойчивым психически (я полтора года преподавал в психушке и знаю о чём говорю), болезненным, обуреваемым всевозможными комплексами, ущербным (крайний случай - в одной из крупных израильских школ уже более десяти лет занимается адепт, у которого отсутствуют кисти обеих рук), но если вам интересно, вы можете изучать тайцзи и продвинуться в этом настолько далеко, насколько сами захотите.

На первый взгляд это может показаться чем-то простым, доступным всем и каждому, но - на практике я столкнулся с тем, что интерес - это талант, который необходимо развивать, культивировать в себе.

Тайцзи нельзя научить, этому можно только научиться.

Мастер Ван часто говорит, что мы не изучаем тайцзи, а припоминаем его. Тайцзи не находится где-то там, помимо и вне меня. Если я не замечаю его присутствия, то только потому, что тайцзи является чем-то базисным, настолько естественным и укоренённым во мне, что требует определённой настройки "внутреннего зрения", чтобы стать различимым на фоне собственных эффектов и отражений.

Тайцзи - это я сам. Время, потраченное на практику, тратится на меня. Практика может быть чем угодно - отдыхом, работой, развлечением, интеллектуальным занятием, игрой. При этом мы не делаем ничего "для учителя", "для мамы", "для духовного разития" или "наступления светлого будущего". Тайцзи - 100% моего личного времени. Это - то время, когда я наиболее близок себе самому.

Когда говорят: "нет времени на занятия", это означает лишь то, что у данного конкретного человека нет времени на себя - последнее применимо не только к тайцзи, но и к любой разновидности внутренней практики.

Самое сложное для начинающего ученика - почувствовать это и осознать. Чтобы развеять иллюзию "внешнего", "постороннего" тайцзи нужно быть заинтересованным в постоянном поиске, не позволить первоначальному импульсу интереса угаснуть.

Преподаватель может помочь в этом, но он не сделает это за вас.

Интерес к занятиям - помимо всего прочего - проявляется в том, как вы относитесь к мелочам, к тому, что на данном этапе может показаться несущественным.

В большинстве случаев люди сами заслоняют себе свет. Недавно я присутствовал при выступлении одного из преподавателей, он практикует больше двадцати лет. В частности он сказал, что за эти годы столько раз повторял форму, что приобрёл стойкое отвращение к ней. Тем не менее (и в этом он видит свой путь), продолжает заниматься - несмотря на то, что всё ему опостылело и остохренело.

Мы с ним занимаемся принципиально разными вещами.

Мне никогда не скучно выполнять форму. Форма никогда не бывает прежней. Тому, кто занимается тайцзи и делает это с интересом, не бывает скучно никогда.

Думаю, важно именно это - самое непосредственное, даже в чём-то банальное, базовое ощущение - передавать ученикам. В двух словах:

Тайцзи относится благодарно к тем, кто взращивает его в себе.

Неуважением отвечая на неуважение.

Любовью на любовь.

Терпением на терпение.