Игорь Калинаускас «Быть живым»

Когда я у Пастернака прочел: «Но быть живым, живым и только, живым и только до конца», на меня эти строки подействовали как вдохновляющий образ, создающий энергию и настроение. А потом я задумался над тем, как сам Пастернак закончил свою жизнь. Такое мировоззрение и такая жизнь. И постепенно, поскольку я всю сознательную жизнь занят тем, чтобы собирать, осознавать всякую информацию о том, как человек устроен, как он живет, какие у него отношения с Миром; тем, что называется психософией, т.е. мудростью жизни, мудростью души, я понял, что самая трудная из духовных задач — это быть живым.

Что такое «быть живым»? Казалось бы, мы все это прекрасно знаем, все прекрасно понимаем, все живем, хотим жить как можно лучше, как можно дольше. Но если говорить об этом в рамках духовного развития, в рамках духовного пути, то возникает проблема.

С точки зрения духовной, жить — занятие довольно странное. И чем дальше вы продвигаетесь на пути, тем более странным представляется вам это занятие. Вы волей-неволей начинаете повторять духовные открытия великих людей прошлого, начинаете видеть, что жизнь омрачена страданиями — потеряешь что-то — страдаешь, приобретешь что-то — опять страдаешь, потому что боишься поверить. Вольно или невольно вы понимаете, что как социальная единица мало что можете изменить в предназначенности своей внешней судьбы. И начинаете, вслед за великими духовными лидерами прошлого, искать ответа на небесах, в следующих воплощениях, в иных измерениях, в космосе, таким образом, пытаясь разрешить проблему значимости своей единственной, уникальной жизни. В духовном смысле слова, живым быть трудно потому, что для этого в первую очередь нужно, познав Мир как часть себя и себя как часть Мира, отказаться от любой другой опоры, кроме опоры на «я есмь», на простое осознавание, что я это я, и я есть. А все остальное? Все остальное — это Мир, это не я. И от того, как построены отношения с Миром, будет зависеть судьба и моя жизнь со всем содержимым: с творчеством, с потерями, с радостями, горем, счастьем, несчастьем и так далее, и тому подобное. Это и есть самое трудное. Во всех устных передачах эзотерического знания, во всех письменных эзотерических источниках — серьезных, настоящих, подлинных — сказано, что самое трудное — это просто быть. Это самое трудное достижение. Осознать себя как часть пустоты легче, осознать себя как часть космоса — легче, осознать себя как часть человечества — это очень трудно, почти невозможно. Потому что осознать себя как часть человечества, реально осознать и быть таким — это значит быть, как Иисус Христос, или Фома Аквинский, или шестой патриарх дзен. Осознать же себя просто «Я» — это самое трудное. Это и есть тайна жизни, тайна того, как быть живым.

Что же препятствует этому осознаванию? Прежде всего, явленность себя для себя. Что это означает?

Мы для себя явлены как тело, как личная история: наши переживания, наши мысли, наши родные, близкие, друзья, их мнения о нас, наше мнение о них, какая-то социальная композиция, сложившаяся в нашей жизни, некоторые требования социума, плюс подкрепления, минус подкрепления, короче говоря, мир для себя, явленный через других. Но самое трудное в этой ситуации состоит в том, что первый Другой — это наше представление о себе.

Вот это первый Другой. И получается, что между мной как таковым и Миром как таковым находится некто третий. Этот некто третий и есть то, что я ошибочно принимаю за себя самого. В действительности — это моя таковость. Каждый раз, когда мы явно или в подтексте говорим: «я такой», мы говорим не о себе. Мы говорим о той части Мира, которую мы называем собой, но которая не есть Я. До тех пор, пока мы как духовное сообщество неявленны, Дух неявлен, мы просто «Я». Предельная простота и есть предельная сложность ситуации. «Я» просто живет. Живет, либо, общаясь с Миром, либо запертое внутри так называемого меня.

Дело в том, что пока идет созревание «Я», человеку необходима скорлупа, подобно тому, как она необходима птенцу, созревающему в яйце, но, когда процесс созревания окончен, надо выйти из этого яйца. А выйти из него страшно. В оболочке-то удобно. Чтобы выйти из оболочки, надо сделать усилие. Нужно пережить не меньше, чем каждый пережил, когда покинул материнскую утробу. А там так хорошо. Становится понятно, почему это очень трудно.

Если посмотреть на все это хозяйство, которое выдается за «Я», как на скорлупу, на некую таковость, тогда можно увидеть, что дух, свет, благодать божья даны всем и через каждого могут протечь, если только человек не совершил никаких смертных грехов. Протечь может, но реально этого не происходит. Он где-то застревает. Он упирается в нашу таковость. И эта таковость отбрасывает тень на все, что мы видим. И поэтому у нас весь Мир в тени, во мраке нашей собственной тени. И нам хочется повернуться к Миру спиной и созерцать лик божий, чистый свет святого духа. Потому что это прекрасно. Но нам мешает это сделать не тело, не грешная плоть, не низменная энергия — нам мешает это сделать нечто совсем другое. Мы посланы в Мир, чтобы что-то сделать в этом Мире, и поэтому нам не позволено обернуться к нему спиной. И когда мы начинаем обличать свою собственную таковость как преграду к нашей духовности, мы не замечаем, что обличаем самих себя. Мы берем только часть и говорим: вот, если бы не это плотное мясо, если бы не эти непонятливые люди, если бы не это ужасное время политических потрясений, я бы тогда... Не в этом дело. Мы знаем, что люди начинали светиться в совершенно разных условиях, независимо от времени, места и обстоятельств. Они светились, и человечество их помнит, они вошли в культуру как светоносные люди: люди, которые несли нам всем Свет.

Что же им позволило этот свет нести, а нам не позволяет? Только одно — они имели мужество жить, не прячась в эту самую таковость. И если бы было легко обрести это мужество, то, конечно, все уже давно бы это сделали, и все были бы просветленные, и все было бы хорошо.

В чем сложность жизни в духовном смысле? В том, что нужно покинуть таковость. Покинуть то, что подавляющее большинство людей считает самим собою. Во всех серьезных традициях сказано: это есть высшее достижение. Что бы вы ни делали с самой таковостью, как бы вы ее ни усовершенствовали, как бы вы ни очищали, как бы вы ее ни морили голодом, или наоборот; как бы ни тренировали свою энергетику, доведя до высочайшей тонкости резонанса с самыми сокровенными вибрациями мироздания, как бы вы ни тренировали свой разум, какие бы осознавания и постижения вас ни посетили, вы все равно будете не совсем вы, потому что ваш дух все еще упакован. И пока вы не разорвете упаковку, свет не прорвется. Повернуться спиной и созерцать тот свет, который должен пройти сквозь нас, это может послужить поддержкой, благодатью для того, чтобы укрепиться и двигаться к своему свету и в этот Мир как образ и подобие божие. Нет ни одного человека, который не знает, что есть некоторое блаженство и некий свет.

Пусть вас не смущает, что я рассказываю обо всем этом в терминах христианства: просто они позволяют очень точно передать самые сокровенные моменты. Само же событие не зависит ни от религиозных рамок, ни от того, считает ли человек себя верующим или нет. Для того чтобы видеть, надо распаковаться. Но когда это происходит, естественно появляются свои достаточно серьезные проблемы. Не всем людям нравится, когда на них светит. Жизнь сама по себе, в результате такого события, становится очень напряженной, требующей каждый раз творческого подхода, умения меняться, умения управляться со своей таковостью, разворачивая ее то той, то другой, то третьей, то сто восьмой стороной. Это, естественно, трудно.

Это все, может быть, нужно и интересно для тех, кого интересует жизнь как духовное развитие. Возможен другой вариант жизни — адаптация, то есть приспособление в самом хорошем смысле этого слова. Когда человек, как говорят, удачный, удачливый. Он четко чувствует, что вокруг него происходит и умеет четко к этому приспособиться. И это совсем не плохо. За счет адаптации можно раскрыть для себя богатство своего содержимого, своего хозяйства. Обнаружить, что я и такой, и такой, и такой. И тогда появляется шанс задуматься: если так много разных я, то, наверно, это не я. Я-то все-таки один. Я засыпаю спокойно и просыпаюсь спокойно, зная, что я это я.

Когда мы слышим романтически оформленные тексты на эту тему, подобные пастернаковским: «Быть живым, живым и только, живым и только до конца», стоит вспомнить о том, что это очень трудно с духовной точки зрения, но и очень интересно. Если хотя бы на какой-то отрезок времени, пусть совсем небольшой, пусть десять минут, пять минут, одна минута, удается пребывать вне таковости, перед человеком открывается очень интересная грань реальности, та грань, которая многих влечет, то смутное чувство, которое называют полетом, вдохновением, когда все получается, когда легко, свободно, радостно, и открывается, откуда это берется. Когда человеку удается оказаться вне таковости, он обнаруживает, что Мир виртуален: он возникает и исчезает, возникает и исчезает, и все время меняется. Для того чтобы находится с ним в резонансе, нужно лететь, то есть тоже возникать, исчезать и меняться. Это состояние и порождает чувство стремительного полета без всякого страха, потому что по ту и по эту сторону Свет. А все, что возникает и исчезает, меняется и летит, это все как бы проекция. С одной стороны, проекция, идущая от меня на Мир, а с другой — проекция, идущая от Мира на меня, на мой экран. В этом состоянии можно видеть то, что проецируется на экран Мира и то, что Мир проецирует на экран таковости.

Насколько же человек великолепен, грандиозен и велик, что он может даже это — жить в виртуальном мире. И когда я это увидел, то обратился вновь к своей любимой книге о Ходже Насреддине. И зная, с одной стороны, что для духовного сообщества, бесспорно, Ходжа Насреддин есть высшее воплощение высшего духовного Постижения, а, с другой — помня то, что открылось о свете и таковости, об этих экранах, об этих мелькающих кинофильмах, я перечитал эту книжку заново. История о встрече Насреддина со звездно-странствующим дервишем увиделась мне совсем по-новому.

Это потрясающая книга. В ней один слой — детское чтение, следующий слой — увлекательные, смешные, забавные, социально-обличительные истории. Есть история о том, как человек учился в духовной традиции. И есть еще одна история — история о высшем духовном постижении, зафиксированном в истории человечества. С этой точки зрения можно увидеть, как все упаковано, то есть линия жизни (как все это видят): жена, дети, друзья, он бесконечно выполняет чьи-то поручения, чьи-то просьбы. И внутренняя история, приведшая его к отказу от того, чтоб стать звездно-странствующим.

Ходжа Насреддин достиг такой точки взаимоотношений с собой и Миром, в которой ему было не интересно быть звездно-странствующим. Не интересно быть бестелесным. Не интересно быть чистой сущностью. Не интересно быть всезнающим. Не интересно быть всемогущим. А интересно быть живым.

Источник:
Журнал «Реальность и субъект»
2001, том 5, №1, с. 43-44